Корона и плаха

От дел канцелярских перешли к конкретным персонам. Парламент добился заключения в Тауэр, а потом и казни видного государственного деятеля при Карле графа Страффорда. Человек был незаурядный и, в отличие от Бекингема, порядочный и совершенно бескорыстный (в истории встречаются, пусть и очень редко, и такие фавориты – можно вспомнить Ивана Шувалова при Елизавете, категорически отказавшегося от любых материальных благ и титулов). Потом в Тауэр отправили архиепископа Лоуда и устроили форменный погром высшим государственным чиновникам. На континент бежали государственный секретарь сэр Френсис Уайндбек, лорд-хранитель Большой королевской печати сэр Джон Финч и еще несколько высших управленцев. Одного из судей, судившего священников-вольнодумцев, посадили в тюрьму, а всех сидевших там религиозных диссидентов торжественно выпустили. И наконец, стали составлять по всем графствам списки «предателей» – королевских чиновников, собиравших незаконные налоги. И вывели из Палаты лордов всех епископов.

Король смотрел на все это с бессильной злобой. Против Долгого парламента он был бессилен: Лондон оказался на грани мятежа, у королевского дворца собирались многолюдные толпы, поддерживавшие решения парламента (оружия у них еще не было, но вскоре появится и оно). Стало ясно: выступи король против одного-единственного постановления парламента – и вспыхнет всеобщее возмущение с непредсказуемыми последствиями…

Так что Карл вынужден был подписать смертный приговор своему многолетнему любимцу Страффорду (нужно уточнить, не вдаваясь в детали, что суд над Страффордом был едва ли не фикцией, проходил с многочисленными нарушениями закона, а обвинение в государственной измене было не подкреплено никакими доказательствами. Оппозиция просто-напросто хотела убрать своего самого сильного противника и в средствах не стеснялась). Страффорда казнили в апреле 1641 г. Правда, король попытался его освободить – послал в Тауэр двести солдат с приказом об освобождении Страффорда, но комендант крепости Брэдшо их внутрь не пустил и приказу подчиниться отказался (он сам был шотландским пресвитерианином). Если посланцев короля с его личным приказом не пускают в главную королевскую крепость – дальше ехать некуда. Король пытался сместить Брэдшо и назначить на его место своего человека, но и этому воспротивился набравший нешуточную силу парламент…

Через четыре года после казни Страффорда потерял голову на плахе и архиепископ Лоуд – уже во времена Республики. В отличие от Страффорда, мне его нисколечко не жаль… Тиран и фанатик, своими действиями и репрессиями лишь приблизивший крах королевской власти…

Дальнейшее напоминает лихо закрученный боевик. В парламенте начался раздор между Палатой лордов и Палатой общин: лорды требовали убрать с улиц митингующие толпы, а Палата общин отказывала, видя в немаленьких толпах шумных лондонцев свою надежную опору. Видимо, королю и его сторонникам этот раздор прибавил решимости: в Палату общин пришел королевский прокурор и от имени короля потребовал ареста пятерых вожаков оппозиции. Палата общин сделать это отказалась, и прокурор отступил ни с чем – при нем была только горсточка стражников.

Тогда в парламент нагрянул сам король, уже во главе четырехсот солдат – чем нарушил старую традицию, запрещавшую монарху посещать Палату общин (традиция соблюдается и сегодня). Оказалось, что птички упорхнули: пятеро главных оппозиционеров уже укрылись в лондонском Сити, где их охраняли многочисленные горожане, вооружившиеся всем, что оказалось под рукой. Палата общин на всякий случай перенесла заседания из Вестминстера в Сити.

Король обосновался в одном из загородных замков и принялся собирать новую армию (старая была распущена указом того же парламента). Лорд-канцлер привез ему туда Большую королевскую печать, но парламент, узнав об этом, просто-напросто изготовил копию и стал ею заверять свои указы. Карл отправился в Лондон, чтобы со своими соратниками занять городской арсенал, но в столицу его просто-напросто не пустили. Тут уж никаких недомолвок не осталось, о примирении и каком-то компромиссе, обе стороны прекрасно понимали, не могло быть и речи.

Король собрал армию, а парламент – народное ополчение, многочисленное и вооруженное, в том числе и пушками из Лондонского арсенала. Обе стороны теперь располагали нешуточной вооруженной силой. Если вспомнить знаменитое присловье Чехова – висящее на сцене в первом акте ружье обязательно должно выстрелить в последнем, – можно сказать, что ситуация зашла даже дальше: на сцене висели целых два ружья.

Они и выстрелили. Началась гражданская война 1642–1646 годов.

Подробно я на ней останавливаться не буду – как заметил еще Диккенс, основательный рассказ о ней занял бы не одну толстую книгу. Они и написаны. А потому – в самых общих чертах.