Корона и Венец (СИ)

Я стану день и ночь следить твой каждый шаг.
В руке зажав кинжал, пойду, как пес, по следу.
Мой род твой гонит род, предчувствуя победу.
К тому же ты теперь соперник мой. Лишь миг —
Любовь иль ненависть? — вопрос во мне возник,
Но с доньей Соль тебя вместить душа не может.
В любви забыл я гнев, который сердце гложет;
И если сам о нем напомнил ты — изволь,
Я буду помнить все, что нужно мне, король.
Мне к твердому пора переходить решенью.
Пусть на весах любовь даст перевес отмщенью.
Из свиты я твоей? Ты прав, властитель мой,
О, ни один слуга, хранящий твой покой,
Приспешник дворянин, угодливый придворный,
Бесстыдный льстец, лакей, до низости покорный,
Дворцовый верный пес, бредущий по пятам,
Не будет так служить, как я служил бы сам!
Что нужно от тебя дворянам двух Кастилий?
Чтоб дали титул им, гремушку нацепили,
Из золота овцу — благоволенья знак!
Мне мало этого, я не такой простак.
Нужна мне от тебя не эта честь пустая —
Нужны душа и плоть, вся кровь твоя живая,
Все то, что бешеный и мстительный кинжал,
Ворочаясь в груди, из глубины б достал…

Кауфман почувствовал как воротник мундира сдавливает шею. Мысли тревожно метались. Черт — а ведь у этого Гернани есть все шансы разделаться с ничего не подозревающим королем.

И невольно он стал перебирать в памяти все меры какие принял перед визитацией его монарха в театр.

Конечно здание проверили — и полицейские и люди в партикулярном — под видом чиновников Министерства двора. Особо выученные у смотрителей Эрмитажа два человека внимательно изучали публику — нет ли среди них напряженных или злобных лиц. Наконец у дверей ложи стал не один или два а целых три стража — которым настрого приказали не пускать никого — хоть даже ангел Божий явится — сперва к посланцу небес выйдет вызванный Кауфман.

Входя в курс дела полковник не мог не изучит опыт иноземцев — и хорошо помнил как сумасшедший актеришка Бут решил что он не иначе как римский Брут и застрелил в такой же театральной ложе президента САСШ Линкольна. Удалось это потому лишь, что полисмен у дверей отлучился на пять минут пропустить рюмку с извозчиком. (Эх — не было на господ американцев простого русского частного пристава — он бы вколотил в них порядок службы!). Но все равно тревога не уходила.

Глава 3

Не замечая волнения телохранителя, от гимназических воспоминаний Георгий вернулся к происходящему на сцене. В следующем действии Дон Карлос обвиняет де Сильва в предательстве. Герцог признаётся в том, что Гернани нашел убежище у него замке, но отказывается выдать его королю, не желая преступать старинного закона чести. Дон Карлос рвёт и мечет. Он грозит лишить де Сильва и головы, и замка, но старый герцог упрямо стоит на своём. Король предлагает герцогу выбор — вернуть невесту или выдать гостя. Де Сильва предпочитает потерять невесту, нежели навлечь позор на свой род. Король со свитой покидают замок. Герцог выпускает из тайника Гернани и предлагает ему дуэль. Молодой человек отказывается драться. Он готов отдать свою жизнь без боя, но перед смертью просит о милости — услышать голос доньи Соль. Де Сильва рассказывает ему о случившемся в зале. Гернани предлагает свою помощь в возвращении доньи Соль и обещает в любое время предать свою жизнь в руки герцога. Тот дудит в рог (видимо у каждого испанского гранда охотничий рог был при себе постоянно) и говорит что в день когда Гернани услышит его звук — придет время исполнить клятву и уйти из жизни.

…После гимназии Танеев решил посетить Владимирскую семинарию — как оказалось — духовные учебные заведения тоже под опекой министерства просвещения.