Корона из роз, или Дорога домой (СИ)

Он шел к женщине, которую он хотел. Хотел и боялся до дрожи. Боялся, что его отвергнут, боялся короля, который хоть и дал ему право первенства, но мог убить ее щелчком пальцев. Боялся самого себя, потому что он сам мог в последний момент испугаться и отступить и не получить даже поцелуя, даже улыбки той, которая так и стоит перед глазами. А ведь он уже держал ее в своих руках, наслаждался ее телом, запахом, глазами, улыбкой.

Он шел к женщине, которую он сам отведет к палачу и покажет привязанного к столбу Дазана. Но сможет ли он смотреть на ее слезы? Сможет ли? А Герард? Ведь он все это затеял с одной целью — заставить ее лечь с ним в постель, узнать ее, привязать ее к себе и сделать ее своей. А он? Что останется ему? Лишь один миг, тот миг, когда ему отдали право первенства? Согласен ли он на такую жизнь? На этот миг?

Киих остановился и осмотрелся: — Нет, так нельзя, — он стоял в узком проходе ведущему к женской половине. Еще пара шагов и он окажется там откуда нельзя будет вернуться, не совершив ошибки. Стоит ли ее совершать? Как же тяжело сделать выбор.

А Хенол любил Мэл. Он смотрел в ее глаза и видел там себя, видел ее улыбку и понимал, что сейчас она здесь, рядом с ним, и она полностью отдалась ему. Она его, потому что она сейчас в этот миг так же естественна как сама жизнь. В этот миг, миг любви, она отдается ей полностью и безоговорочно, она такая, какая есть, она живая, и она свободная, даже в этом мире мрака. И он улыбнулся. Все что сейчас происходит между ними — здесь нет фальши, они здесь и сейчас настоящие, и он любим. Любим этой женщиной.

А Мэл целовала Хенола, даже в порыве страсти укусила его за сосок, правда тут же вылизала и попросила прощения, хотя, наверное, он даже не заметил всего этого, потому что сам был на грани уже и смотрел на нее безумными глазами, в которых было непонимание и радость. И она улыбалась и продолжала улыбаться и наблюдать за ним. А Хенол, то бросался ее целовать, покрывая каждый сантиметр ее тела поцелуями, то отстранялся, и тогда в бой за его ласки вступала Мэл, заставляя вернуться к ней, все забыть и отдаться страсти.

Когда их обоих накрыла волна оргазма, оба были такими уставшими, что единственным желанием было лишь лечь и забыться. Мэл прижалась к Хенолу и выдохнула: — Меня зовут Мэлиента.

— Мэлисента, — повторил Хенол, обнимая ее. — Красивое имя.

— Когда-то я знала мужчину, который назвал меня любимой. Он точно также держал меня в своих руках и клялся в вечной любви, — Мэл прижалась к мощной груди и вслушивалась в биение сердца под своими пальчиками. — А я приняла его клятву и дала ответную — помнить и любить.

— И кто же он? — голос Хенола дрогнул.

— Ты, — Мэл обвела маленькую горошину соска и прижалась губами к его груди, ее губы были направлены туда, где билось могучее сердце. — Я так хотела бы, чтобы то время вернулось, чтобы мы все вернулись туда, откуда пришли, — шептала она и смотрела в черные глаза, в которых было непонимание, но в то же время и желание все понять, вспомнить.

Будущая королева

Дазана и Питера повязали в борделе, и как они с Селваном не старались прорваться из комнаты, их троих связали, прихватив с собой и Сицилию. Связанных и избитых, всех четверых доставили в камеры верхнего уровня, раскидав их по маленьким клеткам. Дазана правда через пару минут куда-то увели. Питер пытался пробиться сквозь клетки, бросался на железные прутья и только себе вредил, нанося раны на открытые участки кожи. Кричал, что как только выйдет отсюда, всем головы поотрывает, если с головы его брата упадет хоть один волос. Селван же радовался, что Сицилия рядом и хоть губа разбита, но жива.

— Если нас схватили, что с королевой? — Сицилия сидела на грязном полу, поджав под себя ноги, и размышляла, поглядывая на бесновавшегося Питера и спокойного Селвана. — Будем надеяться, что с Мэлисентой все хорошо.

— Думаешь все это не случайно? — спросил Селван и огляделся. Клетки стоящие рядом с ним были пусты, ну кроме тех в которых бесновался Питер и была Сицилия, все помещение было круглой огромной комнатой, вернее каменным мешком из которого был лишь один выход.

Девушка подняла голову от своих рук и кивнула: — Кто-то же знал, что мы все именно там. За нами пришли, двадцать хорошо вооруженных мужчин, нас крутили быстро и привели сюда. Питер кто нас схватил?

Питер осел на пол и простонал: — Он нас не пощадит. Видно ему надоели его игрушки. Решил сменить? — крикнул он в пустоту. — Ты же меня слышишь. Что мы надоели? Так мы исполняли твои приказы с верностью псов, — опять его крик в пустоту. — Выйди хоть раз и взгляни мне в лицо, а не прячься за маской.

Сицилия встала, пытаясь рассмотреть в темноте узкого входа хоть кого-то, с кем разговаривал Питер: — Там никого нет.

— Есть. Он всегда знает все, он все видит и слышит, — ухватившись за прутья клетки, и рыча как зверь, говорил Питер. — И он здесь. Ведь он хочет видеть наше падение. Так ведь? Эй ты, выйди уже, хватит прятаться, — и опять его крик в темноту.