Селван крякнул в тот миг, когда темнота узкого входа подернулась дымкой и в комнату вошел мужчина: высокий, укутанный в плащ.
— Я никогда не прятался, а соблюдаю конспирацию. А мои игрушки мне не надоели, просто ты мой друг стал слишком непослушным. Самовлюбленный глупец, решивший, что может со мной тягаться. Я ведь дал тебе все, что ты хотел, а тебе хотелось большего. Ты стал неуправляемым Питер Итон, — голос был приятным, спокойным и немного ироничным. Мужчина двигался плавно, а когда снял капюшон с головы, Селвана увидела перед собой черноволосого сероглазого мужчину. — Ты ушел от меня сам, бросив все на брата и решив, что бордель — место, где ты сможешь утопить свою печаль.
— Я ушел, потому что больше не мог смотреть на то, что ты творишь, — ответил Питер.
— А что я творю? Улей? Там жизнь намного лучше той, что ты видел внизу, там чисто, а то, что маги пребывают в темноте иллюзий, так это для их блага.
— Блага? Ты возомнил себя королем…
— Я и есть король, — перебил его Герард. — не перегибай палку мой друг. Забыл как корчился у моих ног, как просил спасти брата, всего переломанного между прочим. Как соглашался на все мои условия, что уже забыл? И скоро у меня будет королева и тогда все это мне будет неинтересно.
— У тебя уже есть королева, — выплюнул Питер. И столько было в его голосе злобы, что Сицилия плечами передернула.
— Другая королева, добрая, светлая, милая, любящая, — Герард стоял перед клеткой Питера и улыбался. — Ты даже не представляешь ее силу, ее мощь, ее магию.
Сицилия ахнула: — Мэлисента.
— Правильно, княжна, Мэлисента. Скоро она станет моей королевой. Я вас отпущу вечером, а пока посидите здесь. Отдохните, выспитесь и подумайте о своем будущем, — Герард развернулся и направился к выходу, набрасывая капюшон себе на голову.
— Не трогай ее, — прорычал Питер, опять набрасываясь на прутья. — Не трогай ее!
— Поздно, мой друг, — Герард исчезал в темноте коридора, а Питер опять набросился на прутья решетки, пытаясь пробиться сквозь них.
Киих толкнул дверь в покои будущей королевы и замер. Мэл еще пару минут назад спящая в кровати на груди Хенола, набрасывала на плечи плащ, улыбаясь Хенолу, который пытался справиться с ее волосами, потом бросил эту затею и сделал косу, укладывая ее ей на грудь.
— Госпожа! — и замер, потому что девушка улыбнулась ему, чуть наклонив голову.
— Киих, и давно ты служишь ему?
Молодой человек сделал шаг вперед и опустил взгляд. Смотреть в пол было легче, чем сейчас врать. Он ведь ревновал ее. Ревновал ее к рабу застывшему у нее за спиной, рабу, которому она разрешила себя обнимать. Рабу, которого так и чешутся руки убить, потому что он дотрагивался до ее волос, а он Киих еще нет.
— Он меня спас, оживил, когда я уже умер. Не знаю что произошло, но я очнулся здесь, с песком на губах и я ему как бы должен быть за это благодарен.
— Ты не помнишь, как это произошло?
— Я ничего не помню из той жизни. Но может быть это и хорошо. Может быть, я был плохим человеком, — Киих остановился перед Мэл и все-таки оторвал взгляд от каменного пола. А Мэл наблюдала за ним. Ее Киих остался таким же сильным, черные глаза блестят на бронзовой коже, и в его взгляде обожание, любовь. Он еще и сам не понимает, но его тянет к ней.
— Скажи, у тебя есть татуировка розы на плече?
Секунда замешательства и Киих утвердительно кивает головой: — Есть, но причем…
Но Мэл уже развернулась к Хенолу и приказала: — Ты идешь со мной. Ты не игрушка, а мой страж, — потом повернулась к Кииху и продолжила. — Если я согласилась стать королевой этого мира, придется следовать правилам. Правда мое мира, потому мне маловато будет одного стража. Я прошу гордого Кииха Авина стать моим стражем, на время пребывания в этой почетной должности.
— Откуда вы знаете мое имя? — брови скрещены, губы тонкая линия, руки на груди. Вот таким увидела Кииха Мэл. Но он вызвал у нее лишь смех: — Я знаю о тебе все. Если захочешь узнать, как ты умер в том мире, приходи вечером расскажу, — а потом двинулась к двери, обходя застывшего Кииха. — А заодно расскажу, откуда у тебя на плече татуировка.
Клятва
Мэл шла по каменным переходам и удивлялась, вокруг так много стражи, вооруженные мужчины стоят у каждого перехода, почти у каждой двери, зато слуг мало, лишь иногда пробежит молодой слуга, исчезая за деревянными дверями, унося с собой запах жареного мяса. Каменные стены и хорошо укрепленные мостики, соединяющие между собой открытые площадки. Потолка как такового над ними нет, серое небо. Воздух чистый, не то, что внизу, даже у пророков чувствуется запах гнили, нечистот, перебивая остальные запахи. Здесь же чувствуется лишь запах приготовленной пищи.
— Киих, а кто-то пробовал выйти на поверхность? — девушка тронула молодого человека идущего перед ней за руку.
Киих остановился и взглянул на небо: — Зачем? Нет, если ты о том, чтобы вернуться туда, откуда мы пришли. Многих устраивает эта жизнь.
— А тебя?
Позади нее крякнул Хенол: — Устраивает?