– Я не хочу сейчас говорить о Моргане. Если он снова куда-то отправился со своими так называемыми друзьями, я разберусь с ним позже. На самом деле я так на него зол, что меня подмывает оставить его во Фростмарше, и пусть как хочет добирается домой.
Мириамель тоже жутко злилась на внука, но постепенно это чувство превращалось в отчаяние. Вне зависимости от того, что они говорили или делали, Морган постоянно их разочаровывал.
– Это я и имела в виду, муж. Как получилось, что мы стали стариками, которые постоянно злятся на молодых? Мы тоже не были безупречными в их возрасте. Тебя наказывали больше раз, чем ленивую лошадь, когда ты не делал того, что тебе говорили.
Саймон скорчил гримасу:
– Шем никогда не стал бы делать с лошадью того, что творила со мной Рейчел. Шваброй. По икрам!
– Тише! – шикнула на него Мириамель, которая неожиданно для себя рассмеялась, несмотря на печальное событие, в котором они участвовали. – Не так громко. Не сомневаюсь, что ты заслуживал все, что она с тобой проделывала.
– И это говорит девчонка, которая убежала из Хейхолта против воли отца, потом из Наглимунда, бросив вызов дяде, а затем из нашего лагеря, ослушавшись
– Ты не пытался меня остановить, врун несчастный, ты последовал за мной.
– Я хотел тебя защитить. Даже тогда… – Выражение его лица неожиданно изменилось, и морщины стали глубже. – Даже тогда я любил тебя больше всего на свете, Мири.
Слова мужа ее тронули, и одновременно ей стало грустно.
– Я знаю. И у нас была хорошая жизнь, так ведь? Когда придет наша очередь отправиться на Свертклиф, мы не станем ни о чем жалеть, правда?
– Как мы можем ни о чем не жалеть? Разве не осталось ничего такого, что ты хотела бы сделать?
– Ну, я не знаю, любовь моя. Иногда мне кажется, что идеи, посещавшие меня в юности, были просто глупостью. Все, что тогда представлялось ясным и понятным… ну, теперь все совсем не так.
Саймон поднял голову и увидел, что соломенный корабль опускают на воду.
– Мы пришли. Мне все равно кажется невероятно странным, что они сделали куклу из соломы и собираются ее сжечь.
– Перестань возмущаться. У всех свои обычаи.
– Но риммеры ненавидят море.
– Потому что оно поглотило их дом, – сказала Мириамель. – И не важно, что оно сделало, – победить океан невозможно.
Они остановились, дожидаясь, когда подойдет и займет свои места остальная часть процессии.
Когда лодка оказалась на воде широкой реки Гратуваск, а соломенную фигуру, изображавшую тело Изгримнура, окружили похоронными дарами, к берегу подошел священник в черных одеяниях и протянул Саймону и Мириамель факел. Они заранее договорились, что откажутся от этой чести, чтобы священник передал факел Гримбрандту. Крупный, с сединой в бороде, сын герцога, невероятно похожий на того, по кому он скорбел, осторожно прошел по сырому берегу к кромке воды, произнес молитву, которую никто не слышал, бросил факел в сторону лодки, и священник тут же столкнул ее в реку.
– Его корабль вышел в море! – выкрикнул Фроде. – А душа отправилась на небо!
Соломенная лодка почти сразу загорелась, и чучело герцога скоро исчезло в огне. Когда пылающая лодка начала удаляться от берега, на мгновение возникло ощущение, что в огромную реку упал осколок садящегося солнца.
«Мой отец, мой дядя Джошуа, Камарис, Изгримнур, почти все старейшие ушли, – подумала Мириамель. – Они оставили нам этот мир, но дали ли мудрость, чтобы его защитить?»
С гор примчался порыв ветра и рассыпал по поверхности воды искры от горящей лодки, которые с шипением гасли.
– Ах-ха, вы забыли поднять тост за святую Годфриду. – Сэр Астриан так громко хохотал, что едва мог говорить. – Налейте принцу еще!
Несколько северян в пивной смеялись и улюлюкали, но остальные были явно недовольны тем, что день похорон герцога превратился в состязание, кто больше выпьет и произнесет самый веселый тост. Моргана их неодобрение жутко раздражало. Разве они не вспомнили покойного герцога, к тому же много раз? И разве не известно всему миру, что риммеры большие любители спиртного? Как вообще можно не надраться после такого события, как похороны?
Астриан взял полную чашу с элем и сделал большой глоток, пролив часть на стол. Ольверис, у которого, как всегда, было печальное лицо, взглянул на лужу.
– Ты тратишь попусту очень неплохой эль.
– Нет, я делюсь им с богами Севера. – Астриан вложил деревянную чашу в руки принца. – Сделайте на этот раз все как положено, ваше высочество.
– Но они здесь все эйдониты, – сказал Морган, глядя на эль, который чудом не выливался из чаши, болтавшейся в его дрожащих руках. – Разве нет? Да, именно так. Старые боги… они
– Не такие старые, как Порто! – прохрипел Астриан.
Услышав свое имя, древний солдат застонал и поднял голову, покоившуюся на подушке из сложенных рук. Он, прищурившись, посмотрел на принца и пробормотал:
– Ваше высочество, что вы здесь делаете? Мы думали, вы со своей семьей.
– Успокойся, Порто, старая ты швабра, – вмешался Астриан. – Он тут уже целый час.
– Ровно столько, сколько может грустить мужчина, – объявил Морган.