Очень скоро от Йа-Джаламу не осталось ничего – лишь слабое движение в глубинах огня, трепетание пепла да еще пара черных палок. Жар был таким интенсивным, что воздух начал мерцать и стал ненадежным, но Вийеки все еще не чувствовал этого, и Певцы, присевшие на корточки возле носилок, казалось, также ничего не ощущали. В нескольких шагах от сердца пламени за спектаклем наблюдала из-за серебряной маски Королева Утук’ку; теперь Вийеки больше не слышал ее мысли – и не знал о желаниях далеких звезд.
Но часть его собственных мыслей продолжала резонировать с мыслями Королевы, и когда Вийеки смотрел на нее, он почувствовал, как нечто
По мере того как пламя начало стихать, его центр снова стал видимым, но вместо почерневших останков, разбросанных и обугленных костей, появилось нечто, сидевшее на королевских носилках, нечто целое и диковинное – оплетенная дымом фигура из меняющегося красного света.
–
Когда Королева перестала с прежней силой контролировать его мысли, охваченный ужасом Вийеки, как и многие другие, медленно опустился на колени – силы его оставили. Он не мог прямо смотреть на фигуру на носилках; она была слишком необычной, слишком угловатой и казалась одновременно далекой и пугающе близкой, словно еще не окончательно перешла в этот мир.
Только после того, как Ахенаби и его Певцы окружили фигуру на носилках, Вийеки сообразил, что так давно затаил дыхание, что вот-вот потеряет сознание. Он с хрипом выдохнул. Некоторые из придворных лишились чувств и упали на пол пещеры. Другие распростерлись ниц перед Королевой, пораженные и полные благоговения – у них на глазах Утук’ку обманула саму Смерть, и их воодушевило то, что они приняли в происходящем участие.
А затем, когда даже Те, Что Не Знают Света, смолкли и показалось, что ритуал завершен, фигура на носилках принялась биться в бешеном, но беззвучном ритме мечущегося красного света. Однако Вийеки чувствовал дрожащее прикосновение мембраны, отделявшей Пещеру Арфы от мест, расположенных за пределами жизни, давление на ее натяжение, словно обреченная муха пыталась выбраться из паутины, а сам Вийеки превратился в одну из ее нитей. И тут заклубился туман, скрывая носилки и того, кто на них находился, и Вийеки с удивлением подумал, что Йа-Джаламу каким-то образом все еще сражается за тело, которое Ахенаби у нее украл. Храбрая женщина! Однако уже через несколько биений сердца он понял, что чувствует нечто иное, нечто могущественное, пытающееся последовать за Омму в мир живых – старое и разгневанное существо, полное ненависти. Сердце Вийеки забилось быстрее, и он вдруг испугался, что оно разорвется.
Свет колодца на мгновение вспыхнул, яркий, точно земное солнце, и тут же потускнел, когда продолжительный, беззвучный крик невыразимой муки заставил собравшихся придворных сжать руками головы от боли и ужаса. В тот же миг осязаемое ощущение
– Да, восхваляйте ее! – вскричал Ахенаби. – С помощью Омму наша великая Королева сможет отомстить за все, что враг с нами сделал. Мы сожжем смертных, они исчезнут с лица земли! Мы заявим о своих правах на Корону из Бересклета!
Ослепительный свет внезапно потускнел до обычного. Последователи Ахенаби принялись заворачивать диковинное существо в белую ткань, оборачивая ее снова и снова, словно труп, дожидающийся возвращения в Сад. Но это существо было
Через некоторое время они закончили свою работу и отступили от носилок. Хотя раскачивающаяся фигура была с ног до головы обернута в ткань, рубиновый свет просачивался сквозь нее всякий раз, когда она двигалась. Ахенаби шагнул вперед и накинул на ее плечи церемониальную мантию Певца, а потом надел капюшон на лишенную лица голову, и почти тут же сияние исчезло. Те придворные, что сохранили присутствие духа и не упали на пол, наблюдали молча и в полном оцепенении, но сейчас на их лицах появилось выражение стыда.