Корона из ведьминого дерева. Том 1

«Зачем проводить такой ритуал у нас на глазах? – спросил у себя Вийеки. – Орден Песни никогда не показывает свое могущество. Почему они решили сейчас изменить своим правилам?»

Ответ пришел в тот момент, когда он почувствовал, как что-то касается его мыслей, пробное давление, которое постепенно становилось жестким вторжением. Вийеки понял, что Королева берет контроль над его разумом и разумами других придворных, сплетая их воедино, используя их силу вместе со своей собственной, чтобы пронзить вуали, ограничивающие жизнь. Магистр сопротивлялся исключительно инстинктивно, но лишь мгновение – его сила была ничтожной против могущества Королевы. Уже через несколько мгновений он и все остальные в пещере перестали быть отдельными хикеда’я, но превратились в единый инструмент в непревзойденной хватке Утук’ку. Он чувствовал часть эмоций Королевы, ее неизменную решимость и даже холодное удовлетворение, когда она поняла, что сумела поймать и объединить их всех.

– Не сопротивляйтесь Матери всего сущего! – провозгласил Ахенаби, словно почувствовал нежелание Вийеки поддаться воле Королевы. – А теперь молчание. Молчание перед Миром Открытия.

Песня внезапно стала более громкой, болезненной для слуха, а слова жесткими, как удары молота. Потом точно кто-то распахнул двери в яростную зиму, в пещеру хлынула темнота, наполненная ужасающим, студеным ветром. Но то, что испытал Вийеки вместе с мыслями Утук’ку, было в тысячи раз хуже. За пещерой, в которой они находились, за их священной горой, за самой жизнью, он чувствовал затаившийся и столь глубокий холод, что никакое живое существо не могло к нему приблизиться. Только Королева Утук’ку в доспехах песни приспешников Ахенаби, захватившая мысли своих подданных и превратившая их в оружие, осмелилась выступить против запредельной тени, но на мгновение Вийеки показалось, что это происходит где-то невероятно далеко. Он ощутил себя одним из тысяч пузырьков на пенящейся поверхности горячего озера Наккиги.

Внучка Мюяра начала извиваться, пытаясь избавиться от пут, закинула голову назад и широко открыла рот, словно тонула. Вийеки было трудно что-то разглядеть сквозь сгущающийся мрак – даже рыжий свет колодца, казалось, умирал, – но по мере того как песня набирала силу, движения молодой женщины на носилках становились более быстрыми и непредсказуемыми, пока ее голова не начала судорожно метаться из стороны в сторону. Маршал Мюяр громко застонал, на мгновение Вийеки даже показалось, что он бросится к внучке, но один из генералов Ордена Жертвы положил руку ему на плечо. Маршал снова застыл на месте с неподвижным лицом, но Вийеки не сомневался, что под каменной маской безразличия скрывается отчаяние попавшего в ловушку животного.

Свет Колодца потускнел и стал подобен далекой умирающей звезде. Ослепшие глаза Йа-Джаламу беспомощно обратились в сторону наблюдателей, рот открылся в безмолвном крике. Находящийся под властью песни, совершенно беспомощный Вийеки вдруг подумал, что видит собственную дочь Нежеру, взывающую к нему о помощи, которую он не в силах ей дать.

«Вот еще одна цель происходящего, – в отчаянии понял он. – Не просто вернуть к жизни Омму, но показать нам всем, что только Ахенаби пользуется расположением Королевы и он один решает, кому жить, а кому умирать. Внучка Мюяра, мой ребенок – не имеет значения, каким могущественным является придворный или его клан, Лорд Песни хочет, чтобы все знали: он укажет на любого, и Королева его поддержит».

Вийеки посмотрел на Утук’ку, которая наблюдала за страданиями девушки без малейшей жалости, и почувствовал, как что-то у него внутри ломается, нечто, присутствовавшее там всю жизнь – доверие и его убеждения, неколебимые прежде.

«Это могла быть моя дочь, – проносилось у него в голове снова и снова. – Это могла быть Нежеру».

Йа-Джаламу отчаянно металась на носилках, и на мгновение возникло ощущение, что сила агонии позволит разорвать тяжелые путы, которые ее сдерживали. Потом ее кости засияли. Сначала расцвел череп девушки, возник жаркий свет, заставивший бледную кожу сверкать, точно промасленный пергамент. Затем сжатые руки стали мощными источниками света, и над разорванными после судорожной агонии одеяниями начал подниматься дым. Через несколько мгновений одежда съежилась и потемнела, превратилась в дым и пепел прямо на коже цвета слоновой кости, пока внучка маршала не оказалась обнаженной, ее руки и ноги пылали, и все ее тайны предстали перед многочисленными зрителями.

А потом загорелась плоть Йа-Джаламу – огонь вырывался даже изо рта, ноздрей и уголков глаз – и на мгновение кожа засияла ярким светом. Девушка закинула голову назад, и из открытого рта повалил пар. Трепещущее пламя вырывалось из горла и расплескивалось по носилкам, но они были сделаны из древнего жесткого ведьминого дерева, и обычный огонь не мог им повредить. Горела лишь девушка.

Все силы Вийеки уходили на то, чтобы не согнуть ноги в коленях и продолжать стоять прямо. Он чувствовал себя так, словно сам горел, но только вместо плоти в пепел превращались его мысли и убеждения.