Первого пленника, Йемона, подтащили к ногам Королевы. Он повизгивал, но, когда секретарь Вийеки, преисполненный стыда и ужаса отвернулся от сияющего лица Утук’ку, скрытого маской, сильные руки схватили его голову так, что он уже не мог ею пошевелить. Вийеки ожидал, что Ахенаби прочитает список обвинений, но вместо этого Мать Народа потянулась вниз и коснулась лба Йемона рукой в белой перчатке. Злополучный секретарь начал дрожать все сильнее и сильнее, пока не возникло ощущение, будто огромный и невидимый хищник сжимает его в своих челюстях. Стражники внезапно отпустили его, словно обнаружили, что держат в руках нечто невероятно горячее. Сломанный Йемон начал визжать, скандирование Тех, Что Не Знают Света, стало громче, а воздух пещере – теплее и гуще.
Затем странная тень скользнула по пленнику от того места, где его коснулась рука Утук’ку, медленно двигаясь наружу, распространяясь вниз по голове и телу, как чернила, брызнувшие на промокательную бумагу. Вопли Йемона стихли, слышался лишь свист выходящего изо рта воздуха, а потом он внезапно растаял каскадом пепла или черной пыли; и Вийеки с трудом сдержал крик отвращения и ужаса.
Пока аристократы, собранные в пещере, наблюдали за происходящим в сосредоточенном, тревожном молчании, к Королеве подтащили следующего пленника, и сцена казни начала повторяться снова и снова с каждым из приговоренных к смерти предателей. К тому моменту, когда последнюю пленницу, Ниджику, Старшую Певчую Ордена Песни, подтащили к трону Утук’ку, ей пришлось встать на колени на дрейфующие останки ее предшественников.
Ниджика не стала молча ждать смерти или визжать, как Йемон. Вместо этого она произнесла громким четким голосом так, что все собравшиеся смогли ее услышать:
–
Свет из Колодца играл на серебряной маске Утук’ку, когда Королева сделала паузу, и на мгновение Вийеки показалось, что ее тронули слова Певчей и она может ее помиловать. А потом Королева вытянула вперед руку, но вместо того, чтобы коснуться лица Ниджики, положила пальцы ей на грудь, словно благословляя, и Старшая певчая закинула голову назад от какой-то непостижимой боли или экстаза. Королева еще сильнее наклонилась вперед. Казалось, ее рука прошла сквозь тело Ниджики. Пленница закричала, Вийеки никогда не слышал такой муки в голосе хикеда’я, мрак обрушился на Ниджику, словно всепоглощающий огонь, и она превратилась в темную пыль, неотличимую от тех, кто умер перед ней. По мере того как похожая на пепел пыль оседала на пол пещеры, а облачка дыма рассеивались, Вийеки увидел, что Королева что-то держит в руке. Это было сердце Ниджики, все еще влажное, но почерневшее в некоторых местах, как будто его вытащили из огня.
Лорд Песни принял обожженное сердце из руки Королевы, благодарно кивнул и отступил назад.
– Теперь с заговором покончено, – объявил он. – Так будет с теми, кто предаст нашу Королеву и свой народ. – Многие из собравшихся в Пещере Колодца начали выкрикивать слова благодарности, восхваляя Королеву и Ахенаби за то, что они избавили народ от предателей, но Вийеки не мог не заметить, что Мюяр, маршал всех Жертв, повелитель королевских армий, молчит. Великий воин стоял, прикрыв глаза, руки опущены вдоль тела, и Вийеки понял, что это еще не конец.
– А теперь выслушайте меня, потому что я говорю от имени Королевы! – нараспев начал Ахенаби. – Слушайте, зачем вы все понадобились, почему ваша сила и верность остаются нашей единственной защитой от уничтожения! – Он снова воздел вверх руки, дожидаясь, когда стихнет бормотание присутствующих. – Да, уничтожение! Вы все знаете об Инелуки Короле Бурь, который сражался со смертными, пока они его не убили, а потом восстал из мертвых, чтобы снова воевать с ними, и в конце концов они уничтожили его навечно в Войне Возвращения – той самой, что заставила нашу Королеву погрузиться в целительный сон, от которого она только сейчас пробудилась.
Пока Ахенаби говорил, Королева смотрела вверх, мимо Колодца и Живой Арфы, и ее лицо в маске было обращено к потолку пещеры, где идущий сверху холод встречался с теплом, восходящим из глубин горы, и вращались хлопья снега.