Но даже Колодец и Арфа не могли долго удерживать его внимание, потому что, как любой представитель его народа, Вийеки, увидев бледную фигуру в серебряной маске, сидевшую совершенно неподвижно, словно статуя, на огромном кресле из черного камня, уже не мог смотреть ни на что другое.
«Если это казнь, – подумал Вийеки, – даже полное уничтожение высшей касты, я умру по ее приказу».
Странно, но эта мысль его успокоила. Умирая, он будет знать, что порядок восторжествовал – и Мать Народа, а не Ахенаби, все еще правит в Наккиге.
Лорд Песни, естественно, присутствовал, он стоял по одну сторону от трона Королевы, лицом к Колодцу, диковинный пульсирующий свет которого окрашивал белые траурные одеяния Королевы в желтые и голубые цвета, падал на темную мантию и капюшон Ахенаби и исчезал. Получалось, что могущественный Певец стоял в собственной тени, и только маска из высохшей плоти и нанесенные краской руны оставались на виду.
Однако Вийеки куда больше удивил стоявший по другую сторону трона Джиджибо Мечтатель, отпрыск Королевы, которого крайне редко видели вне стен дворца и который стал почти легендой в Наккиге. Утук’ку и Ахенаби сохраняли неподвижность, наблюдая за собирающейся толпой, но сухопарый Джиджибо находился в непрестанном движении, его пальцы конвульсивно сжимались, широкий рот что-то неслышно бормотал.
Вийеки по опыту знал, что слова Мечтателя срывались с его языка без малейших попыток соблюдения приличий, вежливости или просто здравого смысла. Большинство аристократов Наккиги считали Джиджибо безнадежно безумным – редкая, но известная болезнь среди хикеда’я, – потому что он носил плохо подобранную одежду и разговаривал сам с собой вслух, часто неразборчиво. Однако Мечтатель имел талант к созданию устройств и планов, которые радовали Королеву, поэтому имел возможность ходить, куда пожелает, и делать все, что захочет.
Ордену Строителей, возглавляемому Вийеки, часто приходилось выполнять его самые неожиданные требования на какое-то определенное место или материалы, которые они планировали использовать сами, но влиятельнее родственника и фаворита Матери всего сущего, был лишь могущественный лорд Ахенаби, поэтому ордену Вийеки ничего не оставалось, как выполнять пожелания Мечтателя.
Из-за того что многие загораживали ему вид, Вийеки увидел группу, стоявшую на коленях перед троном Королевы, только после того, как оказался напротив. Казалось, они склонили головы, чтобы получить награду от своего монарха – но опущенные плечи и связанные запястья поведали Вийеки, какого рода награда их ждет.
Когда последние аристократы Наккиги заняли свои места за спиной Вийеки, Те, Что Не Знают Света, начали петь, оставаясь в неизведанных глубинах под Пещерой Колодца, они издавали тихие диковинные стоны, чуждые, точно пронзительные вопли выпей на болотах, но одновременно сложные, как речь. Кое-кто утверждал: Те, Что Не Знают Света, жили здесь еще до того, как на гору пришли хикеда’я, другие считали, что их предки проделали путешествие из далекого Сада на Восьми кораблях вместе с Королевой Утук’ку и кейда’я, но на самом деле никто не знал наверняка – множество существ это или одно с разными голосами. Если Королеве и была известна их история, она никогда ее не рассказывала.
Пока все ждали почти в полной тишине, Вийеки чувствовал растущие страх и напряжение среди аристократов, словно они превратились в стаю птиц, готовых взлететь. Очевидно, большинство из них пребывало в таком же недоумении, как и он, напуганные неожиданным призывом и стражами Хамака, которые привели их сюда, к тому же за троном Утук’ку стоял эскадрон Королевских Зубов в полных доспехах.
«Если мы все не приговорены к смерти, – подумал Вийеки, – значит, Королева намерена сообщить нам ужасную новость. Возможно, на нас напали? Неужели мы снова осаждены смертными?»
Ахенаби развел руки в стороны, и длинные рукава его одеяний были подобны крыльям летучей мыши.
– Королева требует молчания, – сказал он. – Слушайте Мать всего сущего.
Если кто-то и говорил, то только шепотом, но после слов Лорда Песни в пещере мгновенно воцарилась тишина. Утук’ку наклонилась вперед, и в разрезах маски сверкнули ее глаза.
Ее слова не были произнесены вслух, но зазвучали в голове каждого, подобно внезапному удару грома, грохоту сметающей все на своем пути ярости, что на одно долгое мгновение превратило собственные мысли Вийеки в обломки, осколки и пыль.