Корона клинков

— Я подумал, может, надо чего? — смущённо забормотал жрец, отводя взгляд от наготы старшего клирика.

— Мне ничего не надо, так что оставь меня и займись чем-нибудь, — сказал Осокорь, втирая жидкость в солнечное сплетение, — потому что последнее, что мне сейчас нужно — это зрители. Понял?

— Понял и повинуюсь.

Бритая голова скрылась за дверью.

Легат уже намазал лоб, виски, затылок и область сердца. Там жгло и холодило одновременно. Магическое зелье начинало действовать. Втерев эликсир в крестец и низ живота, мужчина снова оделся. Оставалась вторая, самая малоприятная часть процедуры. Следовало повторить пресуществление крови только в другом порядке и выпить то, что получится. Обычно хватало и натирания, но сегодня нужно было, чтобы Истинное зрение действовало как можно дольше. Выпив отменную на вкус гадость, Осокорю оставалось только молиться, чтобы фавн не успел ещё посетить Тита Северуса. Эликсир вызывал изжогу, намазанные места здорово чесались, но действия должно хватить часов на десять. Осокорь достал небольшой замшевый мешочек, внутри которого лежал весьма ценный амулет. Витой шнурок из разноцветных нитей крепился к золотой подвеске. Только вместо камня в неё был оправлен прозрачный сапфир бледно голубого, почти белого цвета, внутри которого покоился настоящий человеческий глаз. Хотя легат не участвовал в изготовлении амулета, он знал, что глаз, заключенный внутри драгоценного камня, взят у живого человека. Конечно, человеческие жертвоприношения в Лирийской империи давно вне закона, но Орден не прекращал практиковать запрещённую магию. Просто перенёс обряды в тайные святилища, связав участников ещё более страшными клятвами и узами. Иначе и быть не могло. Орден веками ходил по лезвию бритвы, черпая могущество, как со светлой, так и с тёмной стороны.

Молодой жрец смотрел на Осокоря широко раскрытыми глазами, он был явно разочарован: мужчина не претерпел ровным счётом никаких изменений. Он не светился могуществом, не горели углями карие глаза, не было даже намёка на отпечаток владыки Царства мёртвых. Словом, таинство не оставило на клирике восьмой ступени никаких вещественных следов.

Поблагодарив юношу, легат двинулся в город. По дороге он обзавёлся простым шерстяным плащом неброского серого цвета и широкополой шляпой, какие обычно носят горожане. В этом наряде и так не очень приметный легат Первого Безымянного легиона приобрёл вид, ничем не выделяющий его из тысяч жителей славного портового города.

Осокорь любил Лерону. Ему импонировало сочетание строгой лирийской застройки с варварской пышностью украшенных фасадов, тенистые внутренние дворики, мерное журчание воды в многочисленных городских фонтанах.

В Рие знать селилась подальше от центра столицы, предпочитая тишину и уединённость утопающего в зелени Патрицианского холма. Здесь, в Лероне, всё было наоборот. Сильные мира сего предпочитали вариться в самой гуще частых праздников, увеселений и карнавалов, которыми так славилась Левантийская столица. Поэтому неудивительно, что дом сенатора, который Тит Северус по привычке называл виллой, а на самом деле являвшийся дворцом, стоял прямо на центральной площади. Дворец окружал роскошный парк, занимавший не меньше квартала. Целый штат под управлением сварливого садовника-эльфа неустанно ухаживал за диковинными деревьями и клумбами, где росли редчайшие цветы. Кованая решётка забора, высотой в два человеческих роста не мешала восхищённым прохожим любоваться красотой парка, но надёжно ограждала покой обитателей дворца. Над центральными воротами возвышалась каменная башенка кружевной эльфийской архитектуры. Оттуда сенатор и его семейство могли без помех наблюдать за празднованиями на площади. Три точно такие же башенки расположились в специальных нишах по остальным сторонам парка, чтобы не пропустить шествия по окрестным улицам.

Осокорь в низко надвинутой шляпе шёл, часто переставляя ноги, как ходят люди, глубоко убеждённые в собственной незначительности. Он обошёл сенаторский дворец вокруг, чтобы познакомится с обстановкой. Его внимание привлекли многочисленные люди, одетые в цвета Северусов. Жёлто-коричневая форма то и дело мелькала среди зелени. Ворота охранялись с улицы, но двое охранников состояли в личной гвардии Второго консула. Осокорь с первого взгляда узнал Пламия Грозу свиней — здоровенного мужика, заслужившего своё прозвище завидной прожорливостью. Очевидцы божились, что однажды голодный Пламий на их глазах съел целиком небольшого кабанчика. И вот теперь Гроза свиней, как ни в чём не бывало, несёт караульную службу в коричнево-желтой форме сенаторской охраны. Скверно. Осокорь просеменил под самым носом гиганта, но тот не обратил на него внимания, продолжая неспешный разговор с напарником, наголо бритым парнем в мятом коричневом плаще.

— Что за пустая затея! — возмущался бритый, — торчим тут, словно прыщ на заднице, людям на потеху. Кого поджидаем, непонятно.