— Конечно, похищение! — победно изрёк Мокрица, — эльф увёл патрицианского сынка, переодев его в бедное платье, чтобы не привлекать внимания. Но, судя по перепачканной одежде мальца, дело прошло не столь гладко, как планировалось. Телохранитель или просто старый преданный слуга пытался защитить ребёнка ценой собственной жизни. Теперь похититель вёл жертву в какое-нибудь тайное место, чтобы спрятать там до поры. Пока я это обдумывал, странная парочка закончила ругаться и спорить. Не иначе, как от угроз, мальчишка сник, кивнул, натянул на голову священный плат и поплёлся за своим похитителем. Я же незаметнее бродячего пса, шмыгнул в переулок. Мне та часть города преотлично знакома. Переулок, по которому эльф вёл свою жертву, примыкал к вонючей слободке (там кожевенники живут), за ним — пустырь, дальше — заброшенные сады. Умно, подумалось мне: заброшенные оливковые сады тянутся на целую милю. В них не то, что одного пацанёнка, центурию солдат спрятать можно. Схоронился я за большой мусорной кучей и слежу, что дальше будет. А они прямиком в сады. Ну я за ними, натурально, соваться не стал. Кто знает, может, там похитителей целая банда. Благо, вдоль садов полно полуразвалившихся домов. В них, — Мокрица сделал неопределённый жест куда-то в сторону двери, — со времён последней войны не живёт никто. Даже бродяги сторонятся глинобитных ветхих домишек. Болтают люди, что ещё до войны начался в Осэне чумовой мор, и как раз с района садов. А правитель тогдашний поставил вокруг солдат с копьями, чтобы они никого не впускали и не выпускали из чумного посёлка. Вроде, говорят, там все перемёрли, зато зараза в город не перекинулась. Потом солдаты трупы свалили в кучу, обложили хворостом, полили маслом, да и сожгли всех разом. А место стало с той поры считаться дурным, вроде бы души, не нашедшие упокоения, бродят по ночам меж старых олив, и убивают случайных прохожих. Это они мстят за то, что их бросили умирать.
— Но тебя, как я вижу, сие не испугало, — заметил Осокорь.
Мокрица криво усмехнулся:
— Мне батяня мой наказывал: ты, Пекки, не боись призраков, опасайся пуще живых лиходеев. Да ещё затрещину дал. Это чтоб я его мудрость покрепче запомнил. Я ведь как тогда рассудил: коли треклятому эльфу ходячие мертвяки не страшны, значит и мне они тоже вреда не сделают. Выбрал я домишко повыше, пристроился на тряпье каком-то, наблюдаю. Эльф с мальчонкой скрылись из виду, а я жду, что дальше будет. Солнце, заметь, печёт немилосердно, я чуть не сомлел от жары. Вдруг, глядь, птаха вспорхнула, за ней другая. Идёт кто-то. Думал я сперва мой подопечный, но нет, это был подручный его.
— Постой, постой, — перебил Осокорь рассказчика, — кажется, я его знаю: такой рыжий дылда, молодой парень с вихрами и веснушками?
— И никакой не рыжий, — почему-то насупился Мокрица, но посмотрев на собеседника, сразу оттаял. Потому как обижаться на обладателя таких бархатных карих глаз было решительно невозможно, — рыжий парень тут совершенно ни при чем. Я увидел старикашку в халате, чалме и стоптанных туфлях. Но шлёпал он, доложу я, точно ему пятки салом намазали. Выходит, там их целая шайка, правильно я поступил, что не полез в сады. Старичок быстро засеменил в город, я за ним. Думаю, если парламентёра послали, чтоб о выкупе договариваться, я прослежу и узнаю, чьё дите томится в плену в старых садах. Однако ж, против моего ожидания, старикан вовсе не пошёл в Верхний город, а двинул прямиком на рынок. Там в толчее я его и потерял. Уж ругал я себя, корил, а что проку? Ну, ладно, решил: прошвырнусь по торговым рядам, загляну в кофейню, вдруг что услышу. У меня, экселенц, тоже свои местечки имеются, где все городские новости разузнать можно. О похищении мальчика там никто ничего не знал, зато я услышал про Ясеня.
Пек подался впереди, и его невыразительное лицо стало серьёзным.
— Я ведь сам родом с севера, Северную войну застал, и кто такой Ясень, мне объяснять не надобно. Местные болваны болтают несусветную чушь, мне даже слушать противно стало. Но два и два я сложил. Иду, а сам голову ломаю, как бы удостовериться, что эльф ещё в саду. По дороге мне на глаза попался вот этот плакатик, он на стене был приколочен. Прибрал я его до поры. Поспособствую изловить Ясеня, вот мне награда и выйдет, — мужичок разгладил на колене пергамент с оборванными уголками.
— Что положено, получишь, — заверил его легат, — продолжай.
— Засел я в свой прежний схрон, волнуюсь, вдруг эльф уже ушёл, тогда всё: ищи-свищи его. Но нет, видать боги в тот момент в хорошем настроении были, и кости судьбы метнули в мою пользу, ветер донёс запах костра. Запах был слабенький, потому как жгли они только сухой хворост, дыма вообще не было видно, но мой нос их всё же учуял. Это означало, что Ясень с мальчишкой ещё на месте. Вскорости старик хорьком прошмыгнул. Сижу, жду, молюсь, чтобы им в голову не пришла мысль сменить место или податься куда-нибудь, на ночь глядя. И опять птицы меня предупредили, что по неприметной дорожечке кто-то следует. И точно: выходит из садов парень.