Корона мечей

Глядя на улицу сквозь резьбу в виде завитков, Карридин сморщил нос от поднимающихся снизу запахов. Кого только там не было! Арафелец с волосами, заплетенными в две длинные косы, и кривым мечом за спиной швырнул монету однорукому нищему, который нахмурился, взглянув на нее, засунул ее под свои лохмотья и снова принялся клянчить, взывая к прохожим. Мужчина в рваном ярко-красном кафтане и еще более ярких желтых штанах выбежал из лавки, прижимая к груди рулон ткани, за ним, задрав юбки выше колен, с воплями мчалась светловолосая женщина. Из-за спины женщины выскочил высокий крепко сбитый охранник и, опередив ее, бросился за вором, размахивая дубинкой. Кучер красной лакированной кареты, на дверце которой были изображены золотые монеты и открытая ладонь – знак ростовщика, – ударил кнутом возчика обтянутой парусиной повозки, чья упряжка мешала ему проехать, и теперь они, крича на всю улицу, осыпали друг друга проклятиями. Чумазые уличные мальчишки, спрятавшись за покосившейся тележкой, таскали с нее маленькие сморщенные фрукты из тех, что привозили с ферм в город. Тарабонка в вуали пробиралась сквозь толпу, ее темные волосы были заплетены в тонкие косы; запыленное красное платье, бесстыдно облегающее тело, подчеркивало соблазнительные формы и притягивало мужские взгляды.

– Милорд, мне необходимо время. Необходимо! Я не могу сделать невозможное, и уж тем более не за один день.

Отбросы все они – охотники за золотом и Охотники за Рогом, воры, беженцы, даже Лудильщики. Подонки. Нетрудно будет поднять мятеж – чтобы смыть весь этот мусор. Чужестранцы всегда оказывались первой мишенью – на них удобно свалить вину за все, что идет не так, – а еще соседи, которые имели несчастье дать повод для зависти или против которых имелся зуб. Женщины, торгующие травами и лекарствами; те, у кого нет друзей, особенно если они живут одни. Твердое, но достаточно осторожное руководство мятежом может привести к тому, что Дворец Таразин славно запылает и сгорит вместе с этой никчемной шлюхой Тайлин и ведьмами. Карридин пристально всматривался в толпу внизу. К сожалению, мятеж нередко выходит из-под контроля. Может неожиданно проснуться Гражданская Стража, и тогда горстка истинных Приверженцев Тьмы неизбежно окажется под угрозой. Он не мог допустить, чтобы случайно схватили тех, кто входил в круги, которые занимались поисками под его началом. Кстати, даже несколько дней мятежа могли свести на нет всю их работу. Тайлин не столь уж важная персона; точнее, то, что происходит с ней и около нее, вообще не имеет никакого значения. Нет, пока рано. Он мог обмануть надежды Найола, но не своего истинного господина.

– Милорд Карридин... – В голосе Шиайн послышались вызывающие нотки. Кажется, он немного перестарался, слишком надолго предоставив ее самой себе. – Милорд Карридин, некоторые члены моего круга спрашивают, зачем мы разыскиваем...

Он повернулся было, намереваясь жестко одернуть женщину, – ему нужен успех, а не оправдания и вопросы! – но внезапно перестал воспринимать ее голос, потому что его взгляд упал на стоявшего наискосок через улицу молодого человека в голубой куртке с красно-золотой вышивкой на рукавах и очень широкими отворотами. Выше большинства людей, он обмахивался широкополой черной шляпой и теребил повязанный на шее шарф, разговаривая с сутулым седым мужчиной. Карридин узнал юношу.

Неожиданно он почувствовал себя так, будто его шею обхватила завязанная петлей веревка, с каждым мгновением затягивавшаяся все туже. Перед его мысленным взором, заслонив все вокруг, возникло прикрытое красной маской лицо. Темные как ночь глаза пристально смотрели на него, они вдруг превратились в бездонные пещеры, в которых бушевало пламя. Мир в голове Карридина взорвался каскадом пылающих образов, которые обрушились на него, сопровождаемые пронзительными воплями. Фигуры трех юношей повисли в воздухе без всякой опоры, и одна из них вдруг начала светиться – молодой человек, стоявший на улице, – все ярче и ярче, так ярко, что сгорел бы глаз любого живого существа, и еще ярче, опаляя и превращая в пепел все живое. В руках у молодого человека оказался витой золотой рог, в который он затрубил. При звуках боевого клича душа словно покинула Карридина, и неожиданно рог вспыхнул, превратившись в кольцо золотого света, поглотившее его, обдавшее таким холодом, что единственная уцелевшая частица его, еще помнившая, кем он был прежде, осознавала: еще миг, и от него не останется ничего. Кинжал с ослепительной красной точкой на рукоятке метнулся прямо к нему, кривой клинок вонзился между глаз, проникая все глубже и глубже, пока не вошел внутрь вместе с позолоченной рукояткой и все не исчезло, – он ощутил боль, которая унесла прочь все мысли о том, что предшествовало ей. Карридин взмолился бы, обращаясь к Создателю, от которого давным-давно отрекся, если бы помнил, как это делается. Он пронзительно закричал бы, если бы помнил, что люди кричат, когда им больно, если бы вообще помнил, что он человек. Кинжал бил в голову вновь и вновь...