Корона Меднобородого (СИ)

Носильщики остановили тележку там, где показала Оксана, и опрокинули ее набок, чтобы ловчее было выбираться тяжелому оборотню. Ласка дал им по монетке, и только пятки засверкали.

Оксана щелкнула пальцами, и в темном углу появилась рукоять воткнутого в землю ножа, а рядом мешок из жированной кожи. Женщины для приличия отвернулись. Вольф напрягся, приподнялся на передних лапах и перевалился через нож. Первым делом грязно выругался по-немецки. Ласка не смог перевести, только понял, что это было ругательство и весьма заморочное.

— Боооольнооооо, — сказал Вольф, вытаскивая из мешка свою одежду, — Так и завыыыыл быыы.

Но не завыл. Вытащил из мешка фляжку и присосался к ней, как к любимой девушке. Выдохнул, рыгнул. Натянул подштанники сам, а остальное на него надели общими усилиями.

— Как глаз? — спросил Ласка, — Покажи.

Вольф подмигнул одним глазом, другим, ощупал глаза руками.

— Вроде на месте. Кажется, одинаково хорошо вижу. Но это в темноте и вблизи. Напомни мне в следующий раз сожрать сердце того, кто мне что-то важное оторвет.

— Угу.

Вольф пошатнулся и рухнул лицом вниз. Ласка едва успел его подхватить. Пустая фляжка гулко упала на мостовую.

— Он все выпил, — удивился Ласка, — Полную фляжку аквавиты.

— Ты тоже хотел? — спросила Оксана.

— Нет. Но как мы с ним дойдем. На ногах же не стоит. А у меня рука не держится.

Общими усилиями чуть ли не к рассвету Вольфа дотащили до борделя, где вчера оставили лошадей.

Ночь — рабочее время, и не такой уж сонный вышибала подскочил до потолка, когда узнал Амелию.

— Вы что, правда сходили во Двор Чудес?

Ласка кивнул.

— Есть-пить хотите?

— Хотим.

12. Глава. С натяжкой сойдет

Оказалось, что уставший Фантуцци в Фонтенбло вчера не поскакал, а переночевал прямо здесь. Бенвенуто уехал вчера засветло, не то не желая ссориться с Оксаной, не то потому что Анна д’Этамп сама себя не напишет.

Фантуцци убедился, что все живы-здоровы и даже нашли Амелию. Зашли, вышли, одно ранение на двоих. Вольф-то нигде не забинтован и даже одежда целая. Оксана там тоже была и ничего. Амелия так и вовсе там сколько-то жила, но жертвой насилия не выглядит. Не такой уж и страшный этот двор чудес. Ему ответили, что просто повезло и что второй раз туда ни ногой.

Итальянец наскоро перекусил и с первыми лучами солнца поскакал в Фонтенбло. Ласка попросил гнать что есть силы, а то Бенвенуто забеспокоится и сорвется им навстречу. Сами же они вернутся завтра к вечеру.

Голуби вообще не очень умные птицы. Они не заметили, что с Лаской и Вольфом в Фонтенбло прибыли Бенвенуто и Оксана. Колетт не знала, на чем эти двое летом договорились с королем, что их отпустили. Голуби ясности не внесли.

Когда четверо мужчин выехали из Фонтенбло, голуби выследили их до борделя в Париже. К Колетт не полетели, чтобы не потерять из виду объекты наблюдения. Но Ласку и Вольфа в большом городе все равно потеряли, и про Двор Чудес не узнали ничего. В Париже хватает своих голубей, и чужакам там не рады. Да голуби и спят ночью.

Утром голуби обнаружили, что второй из четверых выезжает из борделя, а остальные двое его провожают. В середине дня отправились обратно и эти. Вольф рассказал про голубей, поэтому Оксана и Амелия выехали вдвоем на полчаса позже.

Проводив Ласку и Вольфа до Фонтенбло, старший голубь отправил посыльного к Колетт. Доложить, что ездили компанией в парижский бордель, у короля на приеме не были, коня не получали.

Добравшись до Фонтенбло, Оксана передала Амелию Вольфу и отправилась к Бенвенуто, в дом, где снимали жилье Фантуцци и его помощники.

Поднялась в спальню, никого не нашла. Спустилась на кухню. В то время постояльцы не имели даже возможности готовить еду у себя в комнатах. Чтобы готовить, нужен очаг, а очаг в доме только на кухне. Поэтому все, кто не владелец жилья, снимали или «комнату с питанием», или «комнату без питания», во втором случае горячую пищу принимали в тавернах.

На кухне хозяйка как раз потчевала ужином Фантуцци и нескольких подмастерьев. Подмастерья подвинулись, и Оксана села рядом с живописцем.

— Что-то я не вижу моего Бенвенуто, — сказала она.

— У него все в порядке, — ответил Фантуцци, — Весь день работает над портретом герцогини д’Этамп.

— До сих пор?

— Творит.

Творческий человек отличается от подрядчика-ремесленника ненормированным рабочим днем. Даже при полнейшем соблюдении сроков художник вовсе не занимается нанесением краски на холст от восхода до заката с перерывом на обед. Ему надо подумать, сделать наброски, эскизы. Посмотреть на небо, поискать вдохновения в саду, на берегу, в декольте любимой женщины. Но может быть и наоборот. Вдохновение придет внезапно, и творец бросит пьянку с друзьями или вскочит с постели и помчится к мольберту как есть, трезвый или пьяный, одетый или раздетый.

С точки зрения Фантуцци, то, что коллега творит в любое время суток, выглядело совершенно нормально. У него тоже бывало, что вдохновение нападало даже не в сумерках, а чуть ли не в полночь.