Корона мира

— Проклятье! — выругался Табареш и в ярости сорвал с головы капюшон. Пират оказался плешив: густые черные волосы обрамляли аккуратный купол девственной лысины. — Эй, там, на корме! Фасулос! Алвеш! Я выгнал Стигийца, Нергал вас всех сожри! Что у нас за кормой!

— Пропади ты пропадом, колдун! — услышал он ответ Алвеша. — Теперь за нами пришли! Но уж я-то продырявлю тебя первым!

Прозвенела тетива, и Табареш, схватившись рукой за грудь, рухнул навзничь на настил. В сердце торчала длинная стрела.

— Тэн И, у тебя с собой арбалет? — живо поинтересовался Хорса, — Как бы нам не получить напоследок такие же.

— Не этого следует опасаться! — вместо кхитайца ответил Касталиус. — Если вы помните гимны и молитвы, то читайте и молитесь, и да спасет нас Митра! То, что пришло с моря, чернее самой ненастной ночи.

— Ты еще мало знаешь про темноту, — глухо ответил Хорса. — Ты не был в пещерах Служителей Бездны. Гимны я знаю, а Тэн И знает их не хуже тебя. Только сядь прежде к рулю, а месьору Тэн И позволь помочь мне на веслах.

А песня приближалась неотвратимо и неостановимо. Призрак гаулы — по три десятка весел с каждого борта — под широким треугольным парусом лазоревого цвета — цвета моря, и это было заметно даже сейчас — с невиданной быстротой настигал саэту, тщетно пытающуюся уйти на полночь.

Невеста вам — вечное море.
Нам волны — девичьи уста.
Как мачта крепка наша воля
И совесть как парус чиста

На носу гаулы стоял седой коренастый мужчина. Его длинные волосы были гладко зачесаны назад и собраны в косицу, перехваченную шнурком. Лицом он и вправду напоминал Гонзало — такой же большой и скривленный нос, презрительно-насмешливые тонкие подвижные губы, худые впалые щеки, выпуклые виски, неисчезающие морщины на широком лбу, твердый, слегка раздвоенный подбородок.

Одет капитан-призрак был все же побогаче Гонзало, а может, он так вырядился ради особого случая? Ослепительно белая рубаха, зеленые штаны, сапоги с отворотами до колен, медные шпоры, широкий красный кушак и синий камзол с золотыми пуговицами и огромными красными обшлагами. Блестящая тонкая и длинная ламира с витиевато исполненной гардой и столь же изысканной рукоятью пока смотрела смертоносным острием вниз. Пустые ввалившиеся глаза призрака щурились, и вокруг них расползалась сетка мелких морщин.

Гаула, с легкостью догнав стремящуюся на всех парусах на полночь саэту, поравнялась с ней и пошла борт к борту. Обнаженные по пояс гребцы сосредоточенно работали веслами, и загорелые спины их блестели от пота, словно палящее солнце стояло в зените, а не лежала кругом глухая пасмурная ночь. А над гребцами вдоль борта выстроились те, кто должен был идти на абордаж. Они могли быть кем угодно, но только не бесплотными видениями, и сталь их палашей льдисто мерцала, скалясь нестареющими хищными клыками, как оскал их смеющихся ртов. И все, кто осмелился остаться в этот час на верхней палубе саэты, знали, за кем будет верх в этом абордажном бою. Но седой капитан медлил.

Но вот он поднял левую руку, и песня смолкла. Поворотясь в сторону «Аспида» и подойдя к борту, Освальдо позвал:

— Табареш! Если ты не совсем потерял свою удаль, принимай бой!

Ответом было молчание. Табареш лежал на носу, раскинув руки и не шевелясь.

— Он не сможет ответить тебе, Освальдо! — решился перечить призраку Алвеш, невысокий крепыш с черными пока что волосами, обладатель роскошных длинных усов. — Оставь нас! Я убил его!

— Ты не знаешь, о чем говоришь! — оборвал его Седой. — Или ты надеялся убить демона простой стрелой? Вставай, Табареш, и отвечай за свои слова!

К пущему ужасу моряков саэты, недвижный дотоле труп дернулся, шевельнул пальцами, потом оперся на руки и сел, дико озираясь вокруг.

— Оставь нас, Освальдо! — не отступался Алвеш. — Возьми его, если он досадил тебе словом или делом! Пусть демоны судят демонов, а живые — живых!

— Живые?! — насмешливо вопросил Освальдо. — С тех пор как стигийский мертвец ступил на палубу этого судна, вы трупы — все до единого! Вы слуги его и его Хозяина. Каждая озза золота в ваших карманах тянула на оэзу вашей души, и наконец золото перевесило. Вы — мешки с золотом! Ты зря так пекся о своей душе, Таско! Ее давно нет! Сегодня вы падете под нашими клинками и встанете нам на смену, а мы уйдем на Серые Равнины и больше не потревожим прах земли. С Табарешем же я буду говорить сам!

Освальдо выбросил вперед правую руку с ламирой и коротко скомандовал:

— На абордаж!

Что происходило на «Аспиде» дальше, ни Хорса, ни Тэн И, ни Касталиус уже не видели. Черное облако опустилось на сцепленные мостиками-клювами корабли, и только на носу гаулы рубились жестоко и беспощадно два капитана. Стигиец солгал Табарешу. Он не мог покинуть саэту, но и гибнуть в небытии не желал. Как только капитан пал мертвым, дух вселился в его тело, надеясь избежать своей участи. Но обмануть Освальдо Седого было невозможно!