Избежать угасания Черчилля было невозможно. «Он стареет с каждым месяцем, – отмечал позже в своем дневнике Джок Колвилл. – Не хочет читать никаких бумаг, кроме газет, не хочет обращать внимание ни на что, кроме того, что сам он находит забавным. Он все больше и больше времени уделяет безику [любимейшая карточная игра Черчилля] и все меньше – общественным делам. Так, теперь у него все утро может занять подготовка парламентского запроса; в государственные ведомства их направляется множество, но полученные ответы уже не вызывают никакого интереса… Даже подписывать письма он стал с усилием, а уж до чтения телеграмм Министерства иностранных дел и вовсе разве что снисходил». И все же, как отмечал личный секретарь, «в отдельные дни в нем пробуждается прежний блеск, хлещет через край остроумие, искрится добрый юмор, в высказываниях проступает прежняя мудрость, а иногда в решении, письме или фразе можно заметить и искру гениальности».
После декабрьского визита Идена и сопровождавших его «присяжных» Черчилль демонстративно отправился на Рождество в Чекерс[38]
. Впрочем, когда после праздника он вернулся на Даунинг-стрит, то его настроение стало другим. Может быть, с ним строго поговорила Клементина? Во всяком случае, к началу апреля 80-летний политик уже примирился с тем, что после пасхальных парламентских каникул 1955 года ему придется уйти в отставку. Некоторое время он надеялся, что этому помешает какое-нибудь международное событие – в идеале, грандиозная мирная конференция на высшем уровне с участием руководителей США и Франции и новых лидеров СССР, которые возглавили страну после смерти Сталина. Это позволило бы ему остаться на вершине мировой политики. Но если Франция была готова принять участие в таком собрании, то президент Эйзенхауэр не был. Так или иначе, на 5 апреля была назначена отставка. «Разве тебе нравится, когда шоу заканчивается?» – с грустью спрашивал премьер-министр у своей дочери Сары, актрисы. И вряд ли его интересовало ее самочувствие в конце долгого спектакля…В последние месяцы пребывания на Даунинг-стрит престарелый политик занимался своими излюбленными проектами, например пытался сделать так, чтобы недавно созданное независимое государство Израиль стало членом Британского Содружества. «Израиль, – объяснил он, – это сила в мире и связь с США… В условиях, когда так много людей хочет от нас уйти, это могло бы стать поворотным моментом». Но самые главные и незабываемые его шаги были, как всегда, связаны с ораторским искусством. «И наступит день, – говорил он в марте 1955 года, выступая в палате общин с блестящей 45-минутной речью о водородной бомбе, речью, которая оказалась прощальной, – когда порядочность, любовь к ближнему и уважение к принципам справедливости и свободы позволят измученным людям перейти из ужасной эпохи, в которую нам приходится жить, в эпоху безмятежности и покоя. А до тех пор не сходите с пути, не опускайте руки, не впадайте в отчаяние!»[39]
4 апреля 1955 года, накануне своей отставки, Черчилль пригласил королеву и герцога Эдинбургского на беспрецедентный торжественный обед на Даунинг-стрит.«Мне выпала честь, – заявил он, – провозгласить тост, который я с удовольствием произносил во время застолий в те годы, когда служил в чине младшего офицера кавалерии в период правления прабабушки Вашего Величества королевы Виктории».
«Никогда еще высочайшие обязанности, возложенные на британского монарха, не исполнялись с большим рвением, чем в блестящие первые годы правления Вашего Величества. Мы благодарим Господа за тот дар, который он нам ниспослал, и снова клянемся в преданности нашему общему благому делу и тому пути, по которому Вы, Ваше Величество, в свои молодые годы столь мудро нас ведете. – Затем он поднял бокал, чтобы в последний раз в должности премьер-министра произнести: – За королеву!»[40]
Через несколько дней, 7 апреля 1955 года, когда Черчилль садился в самолет, который должен был унести его в отпуск, полагавшийся после отставки (он планировал провести его с Клемми на Сицилии, занимаясь живописью), ему было передано письмо, написанное от руки королевой.