Корона, Огонь и Медные Крылья

Когда утром никто не принес Яблоне поесть, я пошел разыскивать кого-нибудь посметливее из дворни. Я сказал Яблоне, что в кухне никого не оказалось — но, если честно, я сразу кухню не нашел. Тут все было такое большое и столько всяких ходов, что я все время выходил куда-то не туда. Я пошел в ту сторону, откуда приходили евнухи госпожи Алмаз — я же думал, они из кухни приходят — а оказалось, что там ее покои.

Вот это и была большая ошибка. Я чуть не вляпался по самые уши, ага.

Во дворце-то, на темной стороне, по запаху ничего нельзя разобрать. Тут женщины жили тысячу лет — и тысячу лет душились, поэтому все, что могло пропитаться благовониями — пропиталось насквозь. Сплошная герань, розовое масло, жасминовая эссенция, мускус и горький апельсин. И еще какой-то запах, от которого делается как-то… то ли грустно, то ли сладко — явно, драгоценный, потому что в деревне я никогда такого не нюхал. И от этого шквала запахов так дуреешь первое время, что даже чеснок не учуешь, пока тебе его не подсунут под самый нос.

Если бы не это, я разнюхал бы, откуда пахнет едой — не труд. Но тут из всех запахов самым съедобным был очень сильный аромат ванили. Я и пошел туда — думал, может, пекут ванильное печенье, много, на всех женщин. Логично, потому что треугольные ванильные ушки с медом вообще-то подают на поминках — заесть слезы сладким, чтобы путь на другой берег у мертвого был не горек.

А они засыпали этими драгоценными стручками весь ее покой. И прямо на стручках стоял ее гроб из сандалового дерева, весь резной, а вокруг — сандаловые гробы царевен. А рядом, в золотых тюльпанах, курились ванильные и сандаловые свечки, чтобы запаха мертвых было не слышно. Ну и прислуга из покоев государыни… тоже там была, в общем.

Их, я хочу сказать, еще не завернули в полотно и не уложили в гробы. С ними вообще, я думаю, не было времени возиться: распорядители похорон заняты были в храме и в усыпальнице, а до этого обряжали старую госпожу и бедных царевен. Поэтому рабов просто бросили.

Они так, вповалку, и лежали. У гробов, с той стороны, где ноги у покойниц, чуть ли не друг на друге. Кто в черном, кто — в церемониальном пурпуре. Не дали им переодеться, думали, наверное — лучше сами переоденут, хлопот меньше. Но пока про них забыли.

Я никого особенно не знал, но все равно хватило сильных чувств. Вообще-то, они, ясное дело, отмучались, и не порадоваться за их глупо — но у меня моя обычная иголка застряла между ребер, да так, что вздохнуть с минуту не мог. Мне не царевен — мне рабов было жалко; деревенщина, ага.

Изумруда из комнаты Яблони сюда принесли. Ну, Изумруду повезло сравнительно; я только теперь понял, до какой степени. Тюльпан тоже тут лежал, весь в черном, заплетенный, позолота на лице размазана — ничего его не удушили, ему шею свернули и даже глаза не удосужились закрыть. Мол, какой-то там евнух никого даже из-за реки не сглазит.

Я и закрыл ему глаза. Ему, какому-то молодому парнишке с черно-синим лицом и девочке — она, наверное, сопротивлялась или плакала, у нее щеки до сих пор были влажные, я их вытер своим рукавом. Попрощался, короче.

А пока прощался, в комнату вошли. Старый толстый евнух с брыластой мордой, четверо солдат из людей и какие-то рабы с обмотанными лицами, которые принесли погребальное полотно, церемониальное тряпье для рабов и веточки лаванды, чтобы положить в гробы. И вся эта компания на меня уставилась — как я сижу рядом с мертвыми на корточках. Я сразу встал, конечно; тяжело было смотреть на них снизу вверх.

Высоченный шакал с рожей записного палача ухмыльнулся и говорит:

— Ты, нелюдь, завтра там будешь. Не спеши.

Его дружки не заржали только из уважения к мертвым царевнам; так, поулыбались по-шакальи. А брыластый сказал:

— Разве стоит ждать до завтра, а, Кипарис? Этот гаденыш — он из свиты Ветра, еще сунется под руку в неподходящий момент…

И у шакалов сделались такие понимающие рожи, что у меня чуть ноги не подкосились. Они, думаю, меня сейчас прикончат, чтобы я им не помешал убивать Яблоню с ребеночком, когда Орел прикажет. Гады!

Медь просто хлынула. Так здорово у меня еще не получалось — я произвел впечатление. Они схватились за сабли — а минуту назад хотели голыми руками меня придушить, ясно.

Разбежались, ага!

У меня одна мысль была — прорваться к выходу из зала и бежать к Яблоне, все ей рассказать и драться, если что. Только меня все равно убили бы, если бы не Хи.

Потому что он умел ловить в воздухе ножи и метательные иглы, а я-то — нет. Он вышел из ниоткуда и вытащил эту иголку из пустого пространства прямо у меня перед лицом — а я так и остался стоять, растопырив крылья, как гусь, который хочет шакала напугать.

Как дурак, в общем.

Я даже не понял, кто ее бросил. Очень быстро случилось.

Шакалы быстренько сообразили, что к чему — их тут же унесло, остались только рабы, но им-то Хи не стал препятствовать убирать мертвых. Он только сделал мне знак, чтобы я шел за ним — я и пошел.