Корона, огонь и медные крылья

Я, оказывается, долго провалялся между мирами. Эти покои – это был Гранитный Клинок, дворец птичьего царя. Государь Ураган принимал Ветра с Яблоней у себя. Птицы – да и мы тоже – очень сокрушались, что Молния погибла. Похоронили её на горной вершине, в леднике, где усыпальница птичьего королевского рода, с большими почестями, как царицу и воина – но у меня всё равно душа болела.

Ураган предлагал Ветру взять в младшие жёны незамужнюю сестру Молнии, – ту девушку-птицу, которая была с Яблоней, Радугу, – но Ветер отказался. Сказал, что не хочет разбивать её женскую судьбу, и что у него теперь до смерти будет одна женщина. По северному закону – и Нут так хочет.

Ураган не стал настаивать. Птицы заключили с людьми настоящий братский союз; Теснина Духов теперь считается частью земель Ашури, под охраной войск Ашури – за то, чтобы никогда не делать птиц рабами. Это был первый закон, который Ветер принял как царь.

Мы с Яблоней и Огоньком жили в Гранитном Клинке, пока Ветер разбирался со своими родичами-людьми, которых всегда называл «скорпионами». Никогда раньше никто из рода Сердца Города не устраивал таких перемен во всех дворцовых делах, как Ветер. К примеру, вместо того чтобы убить Орла тихо, ядом, Ветер вызвал его на бой как претендента на трон – и убил у всех на глазах. Это было как казнь предателя – и много кто потом говорил, что Орёл умер поделом.

Туман хотел уехать куда-то в горы, но Ветер его не отпустил. У них были странные отношения – не плохие и не хорошие; через некоторое время Ветер даже прислушивался к советам Тумана, но то, что тот хотел жениться на Яблоне, когда Ветер умрёт – так и не забыл. Поэтому Туман навсегда остался в подозрении и под присмотром.

Июль присягнул Ветру на костях Нут. Потом он стал послом и ездил даже в город Саранджибад; говорили, что посол он отличный, блюдёт интересы Ашури истово – и никому никогда не удавалось поймать его на лжи. Июль всегда врал, как другие дышат. Непринуждённо, ага.

Анчар то ли отравился в день поединка Ветра с Орлом, то ли его отравили. Я думаю, он сам отравился: потом говорили, что он всегда был сторонником Орла и что к убийствам в ночь смерти государя Барсёнка основательно приложился – чтобы выслужиться. Когда хоронили Анчара – никто, даже его жёны, и слезинки не проронил.

Зато Полдень, который откровенно заявил, что поведение Орла ему не нравится, стал торговым советником Ветра. Это всех удивляло – но, по-моему, Ветер с Полднем никогда друг друга по-настоящему не ненавидели, иначе у них не вышло бы так легко договориться.

Пчёлку Ветер при себе не оставил. И при Яблоне не оставил. Хотел отослать к родителям, но потом сжалился и подарил северянину, которого прозвали Жеребцом; этот северянин был солдатом Антония и остался у Ветра на службе с несколькими своими друзьями – стрелять из пушек.

Антоний вошёл в легенду, как ему и хотелось. Говорили, что в солнечный полдень на карнизе в Теснине Духов, напротив Демонова Трона, можно увидеть на каменной плите тени Антония и монаха, и что это хорошая примета.

Я долго болел; мои рёбра и рука никак не хотели срастаться, а когда срослись – летать всё равно было тяжело. Пришлось учиться заново – меня опять учил Керим, он говорил, что я его лучший ученик. Меня считали вольноотпущенником и смотрителем тёмных покоев царя, но на самом деле я навсегда остался слугой Яблони. Она меня любила, а Ветер разговаривал со мной, как со свободным человеком; ничего мне было больше не нужно, если широко смотреть.

А Яблоня снова забеременела в первую же ночь, проведённую с Ветром в Гранитном Клинке. Её второго сына назвали Громом… её третьего сына назвали Севером, а её четвёртую и единственную дочь – Лисичкой, в память о Сейад. И Ветер снова нарушил обычай, воспитывая своих детей так, что им и в голову не пришло друг друга ненавидеть.

Когда они подросли, то, о чём все потихоньку догадывались, стало просто в глаза бросаться. Огонь спокойный парень был, чуточку мрачный – ну уж так, природной мрачностью, кровной для дома Сердца Города. Такой… тихий, как все очень сильные люди. Как задремавший подземный огонь – имя как влипло. Вылитый государь, в общем, только лицо светлее. А его любимый брат Гром – совсем другое дело; как государь говаривал, «помесь скорпиона с засухой». Огонь, сколько я помню, и младенцем не плакал – так, похныкивал чуть-чуть, если что-то не по нём, а Гром закатывался до воплей, кулачки сжимал от ярости, когда ещё и говорить не умел. И потом, когда вырос – к нему под горячую руку никто не совался: всё на пол летело. Подросли – Огонь одевался, как солдат, волосы остриг, лишь бы в глаза не лезли, а Гром носил косу до пояса и длинные серьги, форсил, как мог. Как Молния в своё время. Небо и земля.

Государь ещё говорил: «Старшего ты мне от себя подарила, а среднего – от Молнии» – и Яблоня не спорила.