Корона скифа (сборник)

– Так они – краской, а я взглядом, и с Божьей помощью.

– Меня, к примеру, ты перекрасить смог бы? – поинтересовался в шутку Манасевич.

Дед тотчас стал смотреть ему в переносицу. Смотрел, смотрел, дунул, плюнул, сказал:

– Подите к зеркалу!

Иван Федорович глянул в зеркало и отшатнулся:

– Ты что же наделал, чудак! Зачем же ты из меня такого блондина изобразил? Я слежки стараюсь избежать, живу тише мыши, а теперь скажут: перекрасился, значит, скрывается от кого-то! Давай, возвращай меня в прежний вид!

– Извиняйте, но могу только в одну сторону. Да вы не печальтесь, это как бы воображение одно, оно потом само пройдет!

– Когда пройдет?

– Не знаю! Я только недавно перекрашивать людей в бляндинов начал. Далекого результата пока не видел.

– Ну а насчет перехода через границу – ручаешься?

– Чтоб мне мужской силы лишиться, ежели вру!

– Ну и клятва! Ты ведь пожилой уже.

– Мало ли что, Ну, Богом клянусь, отцом нашим!

– Хорошо, дня два-три поживете у меня. Я тут побываю в некоторых домах, кое-что легкое заберу, так чтоб идти с одним маленьким саквояжиком. Россия не погибнет! Пока за границей будем силы собирать, чтоб спасти ее от красной заразы!

– Точно! – подтвердил Варсанофий. – Спасти матушку Расею от жидов и масонов, все комиссары – пархатые, чесноком воняют…

Через три дня около финской границы шагали они с мешками на спинах, поверх одежды надеты были на них специально изготовленные колдуном балахоны связанные из хвойных ветвей.

– Помалу, помалу! – повторял Варсанофий. – Ступайте, чтоб ни одна ветка не хрустнула.

– Стой! Кто идет! – внезапно раздался окрик.

– Это они заметили вспугнутых нами птичек. Замрите, как снопы, они сейчас сюды смотрят через бинокуляр.

Вдруг вспыхнувший луч прожектора ударил Манасевичу прямо в очки. Иван Федорович света не вытерпел и заскакал по кочкам как козел, иногда он поскальзывался, разбивал болотный лед, с трудом распрямляя вновь длинные ноги.

– Стой, стрелять буду! – прозвучало еще раз. Грохнул выстрел и Манасевич упал. Прожектор переместился в место его падения.

– Алена! Пора когти рвать, ползком, ползком! – хрипел в ухо девушке Варсанофий.

На финской стороне они вышли на луг со стожком. Потом увидели крытый черепицей дом и примкнувшие к нему аккуратные сараи. В конюшне лошади мирно хрупали овес.

– Обойдем сторонкой, надо подальше от границы отойти, чтоб никто не сумлевался.

– Че же теперь делать будем в чужедальней сторонушке? – запричитала Алена.

– Че делать, че делать! – передразнил ее Варсанофий, ты благодари Господа Бога, что жива осталась. А Финляндия – какая чужедальняя сторона? Еще недавно она была, нашей рассейской, тут почти весь народ балакает по-русски.

– Ивана Федоровича жалко!

– Жалко брильянтов, которые у него в мешке были, теперь это доб-ро комиссарам досталось. Но какой-то ломоть серебряных и золотых фитюлек он и в мой мешок положил. Поживем! Из лаптей в лаковую обувь переобуемся. Шампань жрать будем, коньяки, жить во дворцах будем! А ты – Иван Федорович! Хрен с ним, с Иваном Федоровичем! Было ихнее время, теперь стало – наше!

Так два бывших томича стали жить в Финляндии. Граф Загорский, видимо, тоже перешел границу.

Следователь Кузичкин давно вернулся в Москву, но о сбежавшем кровососе не забыл. Он перечитывал всю российскую, и всю доступную ему зарубежную прессу. И, конечно, он обратил внимание на заметку, в которой говорилось, что в Австрии полиция безуспешно ищет маньяка-вампира, убившего с десятка два юных женщин. «Эге, вот ты где голубчик!» – подумал Кузичкин. А через какое-то время прочел, что эпидемия подобных убийств в Австрии стихла, зато забушевала в Аргентине.

«Ну и прыть!» – сказал Кузичкин. Но больше заметок о подобных событиях он уже не находил. «То ли его укокошили, то ли посадили!» – решил Кузичкин.

Всякому – своё

Пришла в Томск весна 1920 года. Штабеля трупов на крутом берегу речки Ушайки теперь горели денно и нощно, насыщая округу смрадом и заглушая запахи клейких тополиных и березовых почек и вербных шишек, которые сияли над водой как малые свечи. И была надежда, что вскоре все мертвое сгорит дотла и все живое восторжествует.

В доме напротив университета в эти дни поселилась скорбь. Уже стало известно, что был расстрелян выросший в этом доме Виктор Николаевич Пепеляев.

Поезд Верховного правителя Александра Васильевича Колчака, адмирала, бывшего полярного исследователя, гидролога, бывшего командующего Черноморским военным флотом, и т. д. и т. п, после разгрома белогвардейских войск был взят под охрану чехословацким корпусом в Нижнеудинске. Коварные чехи выдали адмирала большевикам в обмен на право проехать поездом во Владивосток, чтобы затем вернуться на пароходе к себе на родину.