А потом приехала комиссия. Не захотели отцы церкви всё разделять и быть людьми совершенными. Лишили игумена сана, расстригли, и в Сибирь в кандалах отправили. А как отбыл он свое в рудниках, прибыл в Томск и провозгласил себя графом Разумовским.
Иные забыли, а иные и никогда не знали, кем был он прежде. Многие его считают и впрямь графом.
Занавес всё не открывали, нетерпение росло. Прошел по залу шумок, Застучали ногами.
А за кулисами шли последние приготовления. Там под потолком помещалась огромная бочка, в неё, взбираясь по лестнице, натаскали ведрами воды из речки Еланки. С двух сторон сцены стояли пожарники в начищенных медных касках и держали в руках брандспойты. Еще стояли мужики с баграми. Обо всем этом распорядился Пфейлицер-Франк. Мало ли что? Гоголь! Пожара бы не случилось, тогда сразу должности лишат.
У рычагов театральной машины и поворотного круга стояли дюжие мужики и ждали команды. Декорации при помощи машины можно было перемещать в считанные минуты.
И вот занавес раскрылся. Декорации изображали гостиничный номер, на постели лежал Хлестаков. И грустил в безденежье. А потом пошли визитеры, и деньги ему совали. Деньги эти намалевал Олимпий, с вида ассигнации были, как настоящие, но огромных размеров, чуть не с простыню. Много было в постановке неожиданных штучек. Попечитель богоугодных заведений, явился к Хлестакову в номер, ведя на цепи настоящего медвежонка. Публика захлопала, и зверь заревел и так дернул цепь, что чуть не вырвался.
И пьеса пошла! И смех был. А уж Хлестаков-то! Волочился и за маменькой, которую играла баронесса, и за дочерью, а это была хорошенькая белошвейка, отмеченная сценическим талантом.
И Хлестаков в одном из своих монологов сказал:
— Скоро в Сибирь еду, государь император приказал открыть в городе Томске университет, я его и открою! Ведь еще государь Александр Первый здесь университет открыть хотел, да не открыли из-за войны с французами. А теперь-то-самое время!
И если в начале пьесы прозвучало: "К нам приехал ревизор!", то в конце её громоподобно было провозглашено: "К нам приехал новый губернатор!".
Это было достойное окончание пьесы. Все кинулись к своим экипажам, и, соскучившиеся на морозе, извозчики, скорехонько отвязывали заиндевевших лошадок, кои были ими же привязаны к деревьям.
Светила луна, а экипажи катили вниз по Почтамтской к дому Вивеи Соколовой. Этот дом был построен по проекту придворного Петербургского архитектора Штакешнайдера, и был арендован для нового губернатора прибывшим в Томск еще в начале зимы усатым, неизвестным человеком, с фамилией кажется на Ша. Этот верзила, с густо нафабренными, пышными усами, нанял людей, чтобы реставрировать дворец.
После привозили из России мебель, а усатый её встречал, командовал, чтобы разгружали, заносили. А кто это такой с фамилией не то на Ща, не то — на Ша? Дворецкий, мажордом, или как еще там у них называется нынче в Питербурхе? Хоть бы единым глазком на нового губернатора посмотреть!
Экипажи останавливались в некотором отдалении от этого дома. Люди всматривались в окна особняка. Прежний губернатор Александр Дмитриевич Озерский Томск покинул уж несколько месяцев назад. Он правил восемь лет, к нему привыкли. А теперь, что бог дает? Очень уж молод новый губернский начальник: всего двадцать шесть лет, и уже — действительный статский советник! Вот персона! Другие до действительного за всю свою жизнь не могут дослужиться.
Что? Каков? Как выглядит хотя бы? Слухи есть, а правда где? Говорили, что по приезде губернатор в своей карете первым делом завернул к могилке старца Федора Кузьмича. Вышел, помолился, а уж потом поехал дворец осматривать. Постояли в сторонке, поглазели на окна, и по домам разъехались.
А недели через две новый правитель проявил себя. В томский пересыльный замок пришла партия ссыльных поляков с женщинами и детьми. Хотели их гнать дальше, а они легли на землю, дескать, никуда не пойдем, пока не подлечат женщин и детей, пока отдохнуть не дадут!
Новый губернатор приказал сечь всех плетьми нещадно. Самолично приехал в пересыльный замок и смотрел, как втаскивали отощавших полячишек на эшафот, как пороли. Тюремщики и то были недовольны, в Сибири люди сочувствуют ссыльным. Здесь население такое, сами почти все из ссыльных да беглых. Но новый молодой губернатор об этом, видимо, ничего не знал.
8. В СТРАНУ ЗОЛОТЫХ МИРАЖЕЙ
В Тюмени, в ожидании парохода, Улаф Страленберг вспоминал удивительно длинный путь оставшийся позади. И говорили, что до Томска ехать придется еще долго.
Ранней весной он выехал из Петербурга в дилижансе. В кармане у него был красивый билет, в который была вписана его фамилия. Были бумаги от Российской академии наук, достать этот документ поспособствовал Вагнер через своих русских благодетелей.