Матушка Онория отвела Эрну в библиотеку рыцаря лю Дидье, небольшую комнату, в которой девочка с ужасом и восторгом увидела целых два забитых книгами шкафа. Да столько во всём Тафелоне, наверное, нету. Даже у дядюшки Лонгина, который вообще предпочитал читать не книги, а письма от других волшебников. И сам писал кому-нибудь всё время. Письма тут тоже были. И свитки. Целая полка со свитками. И ещё карты! Эрна, конечно, видела карты Тафелона и святых земель у барона цур Фирмина. Но там были глиняные, грубо слепленные так, чтобы горы были, и реки, и даже деревни с городами. А тут — кто-то терпеливо тоненькой кисточкой нарисовал всё на пергаменте. И не узнать даже где что. С другой стороны была маленькая дверь, которая неизвестно куда вела. В библиотеке ещё стояли два стола, почти пустые, большой стол посередине, на котором была расстелена большая карта и сверху валялись какие-то свитки. И ещё стояло… какая-то странная тумба с ящиками и наклонной верхней крышкой[51]
. На почти пустых столах стояли чернильницы и масляные лампы, на каждом под одной. И ещё круглая штука из меди, в которой были круги и странные изгибы с насечками. Эрна видела такие и в Чёрной, и в Белой башнях. Дядюшка Лонгин говорил, что это астролябия, но пока не вдавался в тонкости её устройства и применения.— Это всё не представляет никакого интереса, — сказала аббатиса, махнув рукой на свитки и письма, разбросанные на большом столе. — Возьми вон тот пергамент, разгладь его и записывай на обратной стороне.
— Что записывать, матушка? — послушно спросила девочка. Матушка Онория положила свою книгу на крышку той штуки с ящиками.
— Вот это. Пиши слово в слово.
Эрна вытаращила на неё глаза. Книга была написана на церковном языке.
— Но, матушка! Я же не умею…
Аббатиса поморщилась.
— Прекрати врать, маленькая ты дурочка. Не знаю, кто тебя учил, но ты слишком хорошо говоришь на церковном языке, чтобы не уметь на нём писать.
— Я не…
— Ты нас боишься, я вижу, — продолжала матушка Онория. — Ну, если ты слышала только о наших братьях в Тафелоне, немудрено. Ты слишком много умеешь для простой девочки, которая выросла в деревне. Когда-нибудь ты расскажешь мне, почему. Ясно, во дворцах ты бывала нечасто. Но деревенский ребёнок не уставился бы так жадно на книги. Кто-то тебя учил и хорошо учил. Ты расскажешь мне всё. Позже. Я тебя не тороплю. А сейчас бери перо и начинай работать. Нашим сёстрам приходится сталкиваться и с колдовством, и с обманом. Ты должна научиться отличать одно от другого.
Эрна встала к тумбе с наклонной крышкой и начала переписывать наспех исписанные страницы. Тётушка Вейма добивалась, чтобы у девочки был почерк, как у взрослого писца, и Эрна очень старалась. Откуда святоша всё знает? Как подмечает, кто куда смотрит?! Эрна вроде и не пялилась уж очень на книги! Расскажет она, как же! Ей жить-то не надоело!
Девочка закусила губу. А если у неё не получится сбежать — что тогда? Она так и останется со святошами? Может… может быть… сказать им что-нибудь… про бабушку, например. Кто проверит? Могла бы ведь и у неё быть бабушка!
Ну, допустим, была бабушка. А кто её писать научил? Не священник же в городе! Кому могла прийти в голову мысль возиться с девчонкой? Дядюшке Лонгину, который вообще всех учит, такой уж у него характер? Тётушке Вейме, которая вообще учить никого не любит, но с дочкой единственной подруги так уж и быть, готова возиться, особенно если об этом просит дядюшка Лонгин? Кому охота связываться с чёрным волшебником!
Так она святошам и призналась!
Ага, конечно!
Вот прям так и скажет: учил, мол, лучший злой волшебник в стране. Самый злой и самый сильный.
Ага.
И святоши её сразу полюбят и сделают самой главной… сестрой-созерцательницей.
Конечно.
Сразу.
Правда, что-то там такое было… дядюшка Лонгин пропихнул законы, по которым волшебников стало можно судить, если они причинят людям зло. Любых волшебников, не только чёрных. Зато и убивать волшебников тоже стало нельзя. Кто убьёт, того будут судить совсем как если убили обычного человека. После этого в Серую пустошь приехало несколько волшебников из других стран, где вроде бы и твори что хочешь, только поймают ну вот даже за простеньким ритуалом — так сразу на кусочки порвать готовы. Брр.
В общем, в Тафелоне можно даже и похвастаться, у кого училась — если ты дура и любишь хвастаться. И братьев-заступников там больше нету, а новые святоши готовы целоваться с кем угодно. А в Хларии — нееет. Она не такая уж дурочка! Расскажет сама! Как же! Ждите, матушка Онория!