Корона Тафелона (СИ)

— Считай до пятнадцати, — приказал наставник, — а потом визжи. И про меня забудь, слышишь? Один рыцарь был. Убил святошу и бросился на тебя. А ты случайно ткнула. Отбивалась. Запомнила, Эрлейн? Эх! Надо ж было тебе…

Эрна послушно принялась считать. Почему никто не приходит?!

Но замок такой большой, а библиотека была в таком спокойном месте… Виль вернулся в неё и, наверное, юркнул в потайной ход. Одет он был — это до Эрны только сейчас дошло, — в ту же одежду, которую носили солдаты. А если он был тогда в лагере, когда её притащили?! А если…

— …четырнадцать… пятнадцать…

Досчитав, девочка пронзительно завизжала. Ей даже не надо было изображать ужас, с которым она смотрела на свой нож в груди мнимого «папаши».

* * *

Виль подставил её! Он мог бы увести её с собой, а он… пришёл… непонятно что сделал и ушёл. Как будто эти письма важнее, чем она. Как будто она не провалилась уже по маковку. Святоши такие въедливые! Раздались голоса, кто-то вбежал в комнату, а кто-то, похоже, в библиотеку. Потом мужской голос воззвал к Заступнику… женский вопль… плач… Эрна всё это время сидела, сосредоточенно глядя на убитого ею человека. И на нож. Свой нож в его груди. Её подхватили, заставив подняться на ноги. Монахини затормошили девочку, принялись трясти и щупать, повторять какие-то слова… лица их были залиты слезами.

— Нет… — медленно проговорила Эрна. — Я не ранена. Я сидела… писала… матушка…

Голос её очень натурально прервался. Девочка ощутила, что ей действительно жалко несчастную святошу. Она ещё столько могла бы Эрне рассказать!

— Матушка велела мне списывать из книги… а потом… он так тихо вошёл… я ничего не слышала… Он начал меня душить… так больно… я вырвалась… а он… я… я думала… я случайно!

Девочку вдруг осенила чудовищная мысль.

— Я убила его?! — спросила она с ужасом. — Он же мой отец!

Освободитель! Мало того, что рыцаря нашли с её ножом в груди, так ведь все думают, что она его дочь! Отцеубийство — это очень плохо, будь отец даже чудовищем из преисподней.

Монахини переглянулись, но ничего не ответили, только уступили место отцу Бенлиусу. Он забросал девочку кучей нудных вопросов: как она сидела? Когда оглянулась? Что увидела? Как стоял рыцарь, когда душил её? Как бежала? Как рыцарь держал руки? А что потом? Видел ли лю Дидье её нож? Что он говорил?

Эрна послушно отвечала, удивляясь, почему он не спросит, что помешало ей закричать. Но об этом священник ничего не сказал, а только осенил девочку священным знаком и тихо сказал:

— Мужайся, дитя моё, и молись Заступнику.

Проводить Эрну в комнату отправили трёх братьев. К удивлению девочки, её повели не туда, где она жила до сих пор, а в какую-то другую комнату, намного меньше. Там даже была кровать, вроде шкафа. Едва Эрна переступила порог, как дверь закрылась. Девочке показалось, что за ней бы и засов закрыли, но только комната никак не запиралась. Хоть в этом повезло. А, может, и нет. Лучше засов, чем три охранника. Хотя какая разница?..

Эрна открыла дверцы шкафа-кровати и обнаружила внутри успевший запылиться тюфяк. Больше ничего в комнате не было, ни стула, ни скамьи, ни стола. Только на стене висела масляная лампа. Незажжённая. Окошко было высоко и забрано решётками.

Девочка уселась прямо на пол и задумалась.

Убийство — это убийство. Она пролила кровь человека. Святоши не спустят ей этого преступления. К тому же проклятый рыцарь считался её отцом. Нет на свете такого закона, который простил бы ей родственную кровь. Родитель мог отнять у ребёнка данную им жизнь, но ребёнок не имел права поднимать руку на родителя. Как Виль мог бросить её со всем этим?! Это ещё хуже, чем тогда, с волчицей!

Думать про Виля девочке быстро надоело. Враг с ним, с Вилем. Что до рыцаря лю Дидье, то девочка очень жалела, что пламени преисподней не существует. Вот уж кто заслужил мучиться! Но, может, он родится в следующий раз в семье нищих или вообще прокажённых?...   Думать об этом было утешительно. Больше не утешало ничего. Отцеубийца! Надо же было так вляпаться! И как ей из этого всего выбираться?!

Госпожа Татин как-то сказала, что достаточно выглядеть милой и жалкой, чтобы нашёлся дурак, готовый душу заложить, лишь бы тебя спасти. Эрна никогда не сомневалась, что выглядит очень милой. А теперь, наверное, и жалкой. Отцеубийца! За это, небось, её живьём сварят! Враг бы… нет, она не будет думать про Виля. Нечего было и надеяться разжалобить слуг в замке. К ней и раньше слуг-то не подпускали. Теперь и вовсе нечего думать. К тому же рыцарь лю Дидье был их господином.