Корона Тафелона (СИ)

— Ты не плакала? — спросил священник. Она покачала головой. Это было очень плохо. Кто поверит в её искренность?! — Молись Заступнику, чтобы он даровал тебе слёзы.

Эрна кивнула. Ей уже успели объяснить, что слёзы означают вовсе не слабость, а дар самого Заступника, глубокое и искренне переживание веры.

— На мне страшный грех, — тихо сказала Эрна. Ей хотелось поскорее покончить с самым страшным. Пусть тюрьма, пусть казнь, но только не это добренькое лицо! — Я убила своего…

— Нет, — слабо улыбнулся отец Бенлиус.

— Нет?!

Сердце девочки провалилось в самые пятки. Её раскрыли! Она так старалась, а они всё равно догадались! Освободитель, её сожгут на костре! А перед этим, небось, будут неделями читать ей священную книгу, брр.

Почему он так смотрит и улыбается?!

Он её с таким лицом на казнь пошлёт?!

Сам-то пытать, небось, побрезгует, святоша.

— Смотри, — сказал отец Бенлиус, показывая девочке письмо, исписанное непонятными закорючками.

— Что это? — сделала большие глаза Эрна.

— Тайнопись, — пожал плечами отец Бенлиус. — Проклятые так скрывают свои письма.

Он любовно разгладил пергамент.

— За одно это любой трибунал осудил бы рыцаря лю Дидье, — сказал священник.

Ого!

— А что там написано? — рискнула спросить девочка.

— Ты не его дочь, — отозвался отец Бенлиус.

— Но… — промямлила Эрна, чувствуя, как холодеют руки. Откуда он узнал?! — Как это может быть?..

— Скажи мне, дочь моя, — в упор взглянул на неё священник, — кто заставил тебя перекрасить волосы?

Эрна, холодея больше прежнего, оскорблённо задрала подбородок.

— Я никогда…

— Сними платок, — приказал отец Бенлиус.

Увяз коготок — всей птичке пропасть, вспомнила девочка слова, которые слышала когда-то в детстве. Сколько времени она пробыла среди святош?! Она же не могла красить волосы! Госпожа Татин предупреждала! Отрастая, они выдали свой настоящий цвет!

Деваться было некуда. Даже ножа не было. И ядов тоже.

Почему она такая тетёха?

Сплела бы удавку, пока сидела взаперти.

А потом что? Тут везде охрана.

Девочка послушно стащила надоевший ей жёсткий платок и, повинуясь жесту священника, наклонила голову. Тот удовлетворённо кивнул.

— Надень обратно, — приказал он. Это-то зачем?

Эрна снова повиновалась.

— Садись, дочь моя, и рассказывай всё без утайки, — сказал отец Бенлиус.

За всё без утайки её, небось, сперва четвертуют.

Девочка рухнула на колени и разрыдалась. Наконец-то это получилось. Ей было по-настоящему страшно и ужасно жалко маму, и ещё она жутко злилась на Виля, который подставил где можно и где нельзя — и бросил! Напряжение стало невыносимым, и слёзы полились потоком. Эрна время от времени с трудом выталкивала невнятные слова, что-то про матушку Онорию и про Заступника и про то, как ей было больно и страшно. Говорить было действительно трудно.

Виль всегда сердился, если она так делала.

Говорил, что она без толку квакает.

Враг с ним, с Вилем.

Отец Бенлиус терпеливо дождался, когда рыдания перейдут в тихие всхлипывания, подошёл и положил руку на голову девочки.

— Кто заставил тебя перекрасить волосы? — повторил он свой вопрос.

Враг с ним, с Вилем.

— Дядюшка Ги, — прошептала Эрна, — слуга моего… слуга рыцаря лю Дидье. Он… он сказал, что приехал за мной… он сказал, что за мной послал мой отец! Он не говорил… я не знала! Я думала, у меня нет отца! И вот недавно приехал… приехал дядюшка Ги… он сказал, что мой отец хочет меня видеть! Он одел меня как знатную госпожу! Бархат… и туфельки… я в жизни не видела ничего такого! И карета! Настоящая! Все мне кланялись! Я в жизни так не ела! Он сказал, что отец хочет позаботиться обо мне! Он сказал…

— Ты видела раньше этого человека?

— Кого, отец? — растерянно спросила девочка.

— Слугу. «Дядюшку Ги».

— Н-нет… не знаю… он же совсем обычный был. Может, видала где-то… на ярмарке в городе…

— Он приходил в твой дом?

— Нет, никогда.

— А рыцарь лю Дидье?

— А рыцарь приезжал! — поспешно заявила Эрна, как будто радуясь, что может что-то рассказать. — Я ещё думала — такой важный господин! К нам он не заходил, нет. Но через деревню проезжал. Несколько раз.

Если она не угадала, ей конец.

Священник сунул нос в письма, посмотрел одно, потом другое, третье…

— Сколько раз? — спросил он.

Какой кошмар! Не может же она не помнить, поди не заметь такого рыцаря.

— Я сама видела его дважды, — сказала девочка, хмурясь так, будто силилась вспомнить поточнее. — Но я была маленькая…

Священник чуть заметно кивнул.

Угадала или он окончательно понял, что она врунья?!

— Но, отец… — жалобно заговорила девочка, когда молчание затянулось. — Как же… неужели…

— Кто твоя мать? — спросил священник вместо ответа.