Завтрак им подали, а потом все сели верхом, Жуге тоже пришлось влезть… один из лучших коней-то дядькиных! Но и правда посмирнее, чем чужие-то лошади. Стремена пришлось подтянуть повыше, все опять смеялись. Особенно когда он только с колоды в седло-то влез, с земли-то не допрыгнул. И какой-то из младших воинов ещё вручил Жуге копьё, щит да лук да дротики. Помог к седлу привязать, как держать показал, на Нэндру кивнул. Мол, его это, не потеряй, если голова дорога. Жуга и опомниться не успел! Это его в поход взяли! Во всамделишный поход! Да зачем же? Он и нож-то вот только на днях получил и то потому что Кабану его приукрасить захотелось. А никто и не удивлялся даже. Кабан подошёл к нему, знак благословляющий сделал. Ровно сына провожает. Потом к Нэндру подошёл и парой слов перекинулся. Жуга вдруг понял. Кабан этот поход затеял! А его вроде как сына посылает, что без обману тут всё! Ох, и хитрый Кабан! Ему хорошо! Сгинут чужаки — вот радости будет, избавился! Жугу-то не жалко вовсе! А если вернутся, так, небось, и на этот случай Кабан что-нибудь да придумает.
Дальше они сперва на закат ехали, Жуга ещё заметил — ровно поменьше их, чем было. Только вертеться никто не дал, ближайший воин оплеуху отвесил. У Кабана, что ли, остались? А потом им навстречу попались… Хор
— Страшно, щенок? — спросил молодой воин, тот, который помог Жуге хозяйское оружие к седлу приторочить. Как же его… Кэрту. Жуга кивнул. С перепугу-то язык проглотил и врать не подумал. — Ничего, пройдёт. Ты только с коня не свались, затопчем.
Жуга закивал головой и вцепился крепче в луку седла. Уздечку-то ему в руки не дали, привязали к коню, который впереди шёл. Не доверяли, значит. Он и сам не знал, можно ли ему доверять, удержал бы он лошадь, к примеру? Тут бы самому не свалиться.
Впереди раздался залихватский свист.
Потом кто-то взвыл и совсем рядом в чей-то щит вонзился дротик. Жуга совсем струхнул. Вокруг расхохотались, обменялись непонятными словами. В кусты, из которых был брошен дротик, полетела стрела.
— Никого, — сказал Хорэту. — Сбежали, трусы.
Они подъехали к поляне, на которой высился тын. Обычный тын, как в любом селище, разве что здесь вроде как поменьше, и домов, по крышам судя, тоже не так много. И ворота такие тоже знакомы, с звериными головами на столбах, только покрепче, чем обычно в селищах. Это Жугу не удивило. Он знал, что оборотни полжизни проводят в человечьем облике, хоть землю и не пашут, но в остальном такие же люди с виду. И даже боги у них те же самые, только они не матери Кабанихе молятся, а матери Волчице. И то понятно, коли ты волк, так и молись волкам. Было невозможно думать, что сейчас кто-то разрушит мирную тишину этого места… Хоть, по совести, не такая уж мирная. Смолкли птицы, даже лес попритих, а из-за частокола то и дело разносились лающие голоса. Вроде слова знакомые, да поди различи их. Близко к частоколу никто покуда не приближался и из-за него тоже никто не показывался.
Часть воинов спешилась. Жуга свалился с седла, но этого никто, кажется, не заметил. С трудом встал на подгибающиеся с перепугу ноги. Нэндру что-то говорил, воины кивали и отходили в стороны, уступая товарищам место возле главного. Надевали шлемы. Жуге кто-то протянул тоже, с двумя толстыми валяными шапками, чтобы с головы не свалился. Пока он путался пальцами (со страху дрожали руки) в завязках, кто-то успел срубить несколько молодых деревьев и одно потолще. На плечо мальчика опустилась тяжёлая рука.
— Твоё место — за моей спиной, — сказал Нэндру без привычной издёвки. — Что я скажу — подавай сразу. Вперёд не суйся. Убьют, ранят — пеняй на себя.