Корона за холодное серебро

Марото не стал тратить дыхание на брань и только отступил вбок, к своему оружию. Как раз когда рука обнаружила отсутствие булавы, глаза ее нашли. Пурна. Дворянчик бежал, держа булаву высоко над головой и пугая существо, напасть на которое не вдруг решились бы и полдюжины опытных охотников. Без умолку он вопил:

– Ву-у-у!

Разумнее было бы рвануть со скалы – предоставить животному лакомиться Пурной, а самому сбежать. Но эта булава много значила для Марото. Пурна сокращал дистанцию, изысканные туфли мелькали над камнями с восхитительной скоростью. Богуана зашипела, поднялась на задние ноги, и даже на таком расстоянии от вони из ее пасти у Марото заслезились глаза, пока он подхватывал кусок песчаника размером с дыню.

Чудище прыгнуло с уступа прямо на несущегося пижона. Марото швырнул камень. Пурна был сбит с ног богуановым когтем, а затем снаряд Марото вонзился в левый глаз хищника с такой силой, что песчаник взорвался тучей рыжей пыли. Голова богуаны поникла от удара, но только на миг; длинная, покрытая черной чешуей морда снова вздернулась, и тварь уставилась на Марото: один глаз блестящий, как прежде, а другой – открытая кровоточащая рана. Сжались когти, и Пурна застонал, когда лапа ящерицы с одинаковой легкостью разодрала и одежду, и кожу. Марото понадеялся, что идиот-дворянчик проживет достаточно долго, чтобы сам он успел убить чудовище, а после насладился сбрасыванием Пурны с обрыва.

Камень явно привлек внимание хищницы: она бросилась к Марото. У более мелких богуан почти дурацкая походка, их бег с широко расставленными лапами какой угодно, но только не грациозный. Однако в атаке взрослой самки не было ничего дурацкого или забавного, и каждый шаг покрывал полдюжины футов. Марото выхватил из-за пояса кинжал и приготовился; ящерица неслась прямо на него. Когда она бросилась, он уклонился от ее пасти и прыгнул к шипастой шее. Неуклюже обхватил ее свободной рукой, и его проволокло по земле, когда тварь отпрянула.

Она попыталась сбросить помеху, когтями чуть не задевая его поджатые ноги, но Марото держался, прижимаясь головой к черепу адской ящерицы. Мотая башкой, богуана зацепила клацающими челюстями небольшой участок его стриженой головы и принялась жевать волосы – скальп дергало, а гнилостная вонь из пасти стала почти невыносимой. Марото тем временем проталкивал кинжал через плотные пластины чешуи между плечами твари, все глубже и глубже; по руке, которой он держался за ее шею, обдираясь о шипы на хребте и колючую шкуру, струилась кровь.

Это была проверенная и эффективная тактика, и она бы даже сработала, если бы боги удачи не подгадили Марото. Самка с размаху шандарахнула его о подвернувшийся валун. Захват ослаб, человека тут же сбросило с ящерицы, и он распростерся на камне, как приготовленная человеческая жертва, а окровавленный разъяренный монстр снова встал на задние лапы… и обрушился на него, словно молот на неподатливый орех. Марото попытался откатиться, понимая, что двигается чересчур медленно, что слишком долго переводит дух, а теперь… Ящерица всем весом ударила по нему, уже наполовину сползшему с камня, и чешуйчатая грудь прижала его обратно. Фффух! Прощай, Марото: сейчас кишки полезут с обоих концов, и…

Она вдруг соскочила с него, зашипев даже громче, чем раньше, и хлестнув хвостом по камню в волоске от его подбородка. Песчаник раскрошился от удара, и Марото упал с камня на корточки, готовясь к неизбежному удару когтей или рывку зубами. Кинжал он в какой-то момент выронил, в глазах двоилось – впервые за годы… Вот и все, сейчас его и кончат.

Но две ящерицы, блестящие в лучах рассвета, повернулись к нему спиной, и, когда зрение снова пришло в фокус, Марото увидел, что в задней лапе чудовища зияет огромная рана и из покалеченной конечности – месива переплетенных мышц и разбитых чешуй – хлещет кровь. Хромающий Пурна отходил чуть ли не из-под самых клацающих челюстей раненой богуаны, больше грозя булавой, чем выгадывая момент для хорошего удара. Видок у дворянина был почти такой же потрепанный, как у ящерицы: левая сторона от головы, с которой слетел парик, до порванных панталон заляпана красным, бесценный наряд продран когтями до самой кожи и глубже, и – погодите-ка! – да, под кровью и лохмотьями видна маленькая, но явно женская грудь.

Марото одновременно отмечал это все и нагибался за новым камнем; тот оглушил богуану, разлетевшись на затылочном гребне. Пурна не добила зверюгу, как надо было, а воспользовалась возможностью увеличить расстояние между собой и ящерицей, и Марото потянулся за следующим снарядом. Едва он поднял отличный камень, богуана отказалась от дальнейшего боя и быстро поползла прочь по узкому выступу, оставляя кровавый след, но укрыться выше в скалах не успела, потому что третий камень ударил ей в спину аккурат над хвостом и чудище, запнувшись, соскользнуло и перевалилось через дальний край обрыва.

– Фффух, – выдохнул Марото, ссутуливаясь и прислоняясь к камню, едва не ставшему для него могильным. Вот неприятность-то. – Вы как, тапаи?