– Это была не Индсорит, – повторила Портолес, молясь, чтобы ее искренность переборола демонский язык и фальшивое спокойствие от укуса насекомого. – Любой, кто пожелал бы причинить вред королеве, постарался бы настроить вас против нее. Чем еще больше можно навредить ей, навредить вам обеим, как не спровоцированной войной? Разве вы не понимаете, что если бы она желала вам смерти, то старалась бы чуть больше? Пожалуйста, София, вы слишком умны, чтобы позволить водить себя за нос, вы знаете лучше всех, что война никогда…
– Я спросила не об этом, – перебила София. – Теперь скажи, почему тебя выбрали гонцом?
– Потому что я была единственной, кто точно знал, как вы сейчас выглядите. – Портолес закрыла больные глаза. – И чтобы убедить вас в ее искренности. Я пришла не одна.
– Не одна?
– Нет. – Портолес подняла взор на затуманенный слезами силуэт женщины. – В моей седельной сумке бумаги, которые, как я сказала, дают мне абсолютные полномочия действовать от имени королевы, но там есть кое-что еще. Список имен всех солдат, которые были в Курске вместе с полковником Хьорттом. Жертва. Как только я доложила, что случилось, до чего все это было странно и как выглядели вы и ваша собака, королева поняла, какое затевалось предательство.
– Жертва, да?
– Да, госпожа София, – чтобы предотвратить ненужную войну. Мы – дар королевы вам, знак ее скорби по вашей утрате. Клянусь Падшей Матерью, я служила с полковником Хьорттом с того дня, когда ему было вверено командование Пятнадцатым полком, и до того, как мы схватили и убили вашего мужа. Он ни разу не упоминал о подобном плане. Королева Индсорит полагает, что это сделала Вороненая Цепь, и потому, очевидно, священники послали за мной своих агентов – чтобы помешать мне сообщить вам правду.
– Хм, – произнесла София и, к восторгу Портолес, как будто и вправду задумалась. – Цепь послала имперского полковника, зная, что я обвиню королеву. Интересно. И потому твоя Черная Папесса отрядила за тобой убийц, а ты с ними сразилась?
– Я… не могу сказать точно, зачем она их послала, но я сражалась с ними, потому что они хотели мне помешать, – объяснила Портолес. – Я даже не знаю, откуда Цепь узнала о моей миссии. Мой брат в Доме Цепи… Он мог проникнуть в мои мысли после нашей с королевой встречи.
– Значит, у тебя нет доказательств, что Цепь приказала Хьортту напасть на меня и деревню?
– Никаких, – ответила Портолес, понимая, что сейчас, в конце миссии, она не должна отклониться ни на шаг от того, что поручила ей королева, не должна отступать от правды даже для убедительности. Кроме того, Борис прав: блефует она ужасно плохо. – У королевы нет никаких улик, которые указывали бы на Цепь или другого подозреваемого; единственное, в чем она уверена, – ее личное неучастие. Всематерь, смилуйся! Насколько я узнала Хьортта, пока служила при нем телохранительницей, этот идиот мог просто-напросто соблазниться лишним клочком земли, пока не рассеялся дым гражданской войны. Каким образом ни оказался бы он вовлечен в злодейский план, тот не был санкционирован королевой. Она вам не враг. И если вы не прикажете вашему непорочновскому генералу остановиться или, если она командует армией не только на словах, не убедите ее, то вспыхнет еще одна война, более страшная. Королева сказала, что на всей Звезде только вы и она знаете, какой бессмысленной будет новая бойня. Даже если вы только согласитесь взглянуть на мои грамоты и покажете их предводителю имперской армии, этого будет достаточно, чтобы предотвратить смертоубийство. Она доверилась мне и велела любыми средствами доставить вам самое мощное оружие на Звезде – правду.
Портолес била дрожь – такое количество слов перебивало дыхание не хуже быстрого подъема по лестницам Диадемы.
– Однако это только половина моего вопроса, сестра… Вижу, ты верующая, я это по запаху твоему чую… Так зачем идти против высших лиц своей церкви, особенно если выяснилось, что твоя королева получила корону предательством и обманом? Она заключила сделку с демоном, Портолес, а ты из цепей выворачиваешься, чтобы служить ей.
В тоне Софии вновь проступил голод, когда она сунула в кисет еще дымящуюся трубку и склонилась над кроватью, явно надеясь увидеть трещину в показушном спокойствии Портолес. Но не было никакой показухи, поэтому и трещины не было. Впервые монахиня вложила в свои слова червя, точившего ее со дня резни в Курске. Правда убивает вернее приказов, армий и замыслов смертных.