Корона за холодное серебро

София любила выпить и покурить, а еще больше ей нравилось, когда удавалось совместить эти два удовольствия. Получив представление о вкусах своей подопечной, Бань неторопливо повела ее по Линкештерну. Они проходили мимо высоких покачивающихся калдеен (пожалуйста, ничего, кроме хаша и бутонов саама) и трепещущих шелковых занавесей ужальных домов (насекомые, паукообразные, иногда похищение людей) и в наилучший для их сытых желудков момент добрались до длинного дома, благоухающего горьким пивом, едким потом и, слаще всего для носа Софии, резким тубаком. Весна только еще началась, но ставни из рисовой бумаги стояли нараспашку, уличный холод уравновешивался большим очагом в центре зала и десятками мелких жаровен, раздуваемых посетителями. Дешевые глиняные трубки можно было купить за пфенниги у владельца заведения, тощего старикана из далекого Васарата, чья давняя преданность Бурому Властелину читалась на заскорузлых губах, потемневших зубах и желтом пальце, который он запускал в ноздрю, словно в капризную чашечку трубки, где застряли остатки тубака.

Имея цель, но не средства, София пробралась к стойке, попутно скинув с плеч мешок, когда протискивалась мимо варвара с густой пушистой бородой, баюкавшего в ладонях егерскую трубку с фарфоровой головкой. По его рукам и шее вились сложные индиговые татуировки, боровшиеся с корявыми белыми шрамами, плащ из львиной шкуры вонял мокрой грязью и старой кровью, а трубка распространяла приторный аромат лаванды. Когда-то София вызвала бы этого великана на дуэль за то, что он курит свою вонючую траву на расстоянии выдоха от нее. Откинув широкополую шляпу за спину, она устроилась на табурете и плюхнула свой самый маленький кошелек на лакированную стойку.

– Привет, досточтимый друг, – сказал хозяин, чей непорочновский звучал даже хуже, чем у нее.

– И тебе того же, – сказала София на багряноимперском, отвязывая крышку своего огромного заплечного мешка. Вытащив кисет, еще меньший, но куда более ценный, чем лежавший перед нею кошелек, она извлекла оттуда трубку, сработанную в топорном деревенском стиле, с мягко изогнутым, длиной в ладонь, черенком из оленьего рога и гладкой вересковой чашечкой, чуть наклоненной вперед, словно поддатый матрос, прислонившийся к мачте. Два крошечных корешка выступали из основания чашечки, что позволяло ей ровно стоять на стойке. – Я наполню вот это вашими лучшими хлопьями верджина, мой рог – самым темным портером, а потом добавлю еще капельку вашего самого мягкого ржаногня и отдельную комнату. В таком порядке.

* * *

Именно карликовые стопочки ржаногня и добили ее. Бань поначалу не уступала ей – глоток за глотком и рог за рогом, так что честь своего полка миловидная солдатка защитила. Пока она разглядывала трубку Софии, беседа перетекла в безопасное русло бурных волн и морских сражений, которых София в юности повидала предостаточно. У Бань в жилах явно тек морской рассол, и, по мере того как ночь уступала место раннему утру, София обнаружила, что искренне наслаждается обществом ретивой юной дурочки, – девица, похоже, твердо вознамерилась унестись с волнами в раннюю могилу, и даже жалко было посылать ее в море, пока не наберет чуть побольше песка под ногтями.

– Сказала бы ты пораньше, было бы проще устроить кого-нибудь в постель, – сказала Бань, уворачиваясь от Софии у двери в ее комнату. – Но все равно могу узнать, вдруг кого пришлют.

– Нет уж, я так давно не платила за это, что запутаюсь в правилах этикета, – ответила София, пытаясь замаскировать смущение бравадой. Она осознала – так же как поняла, что последний стопарик ржаногня был ошибкой еще до того, как он влился в желудок, – что совершенно неверно истолковала ситуацию, что приняла обычную доброжелательность и легкий флирт за нечто большее. – Просто знак дружбы, и все.

– Я польщена, – сказала Бань. – Правда. Доброй ночи, подруга.

– Ага, – буркнула София. – Доброй.

Закрыв дверь, она посмотрела на Мордолиза. Тот отодвинул носом бумажную ширму и, поставив лапы на подоконник, глазел на темный город. Ей ужасно не хотелось спать с ним в одной комнате, но альтернативой было только отпустить его шляться по улицам Линкенштерна.

Или можно освободить его раз и навсегда, в обмен на месть всем имеющим отношение к резне. Это снимет тяжкую ношу с ее немолодых плеч и гарантирует, что никто не уйдет и все получат свое. Ей не придется заходить глубже на Непорочные острова, не придется ставить на кон свой и так хилый шанс на успех против сотни тысяч переменных факторов; она всю зиму, даже дольше, добиралась сюда – сколько же времени уйдет на достижение цели? Почему бы просто не поручить демону сделать то, что демоны умеют лучше всего?

– Не дождетесь, – пробормотала София, растягиваясь на тюфяке.