Корона за любовь. Константин Павлович

   — Едем отсюда в Зимний, — поднялся Александр, — ты мне нужен, я полагаюсь на тебя. Здесь мне всё постыло...

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Как преобразует этот мир луна, какие удивительные краски, отблески, полосы создают чистое небо и ночное светило на нём, какими странными и нереальными кажутся в этом свете все вещи, и вся дневная жизнь с её суетой отступает, становится ненужной и даже отвратительной в этой голубоватой, перламутровой дымке лунной ночи. Яснее, отчётливее проступают скрытые в глубине души чувства, оттенки любви и добра, как будто обнажаются скрытые пружины потаённого мира, хранящегося в душе человека! Так думалось Маргарите, когда она от окна смотрела вглубь комнаты, освещённой этим призрачным нереальным светом. Да и вообще существует ли дневной мир с его суетой и видимой реальностью, существуют ли еда и заботы или под покровом суеты мы лишь забываем о том, каков на самом деле мир Вселенной, каковы мотивы и причины, лежащие в основе всех дневных поступков человека? Такие мысли приходили ей, и она была вея охвачена какой-то неземной жалостью ко всему живому, не освещённому этим призрачным светом, не выступающему в своей естественной сути на ярком солнце.

   — Я только теперь понял удивительные слова из «Песни песней», — тихо сказал Александр, — только в таком нереальном свете можно понять до глубины души эти строгие и спокойные слова.

И он, тоже охваченный лунным пламенем, начал читать эти строки:

О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна!
Глаза твои голубиные под кудрями твоими;
Волоса твои, как стадо коз, сходящих с горы Галаадской;
Зубы твои, как стадо выстриженных овец,
выходящих из купальни, из которых у каждой
пара ягнят и бесплодной нет между ними;
Как лента алая губы твои, и уста твои любезны;
Как половинки гранатового яблока ланиты твои под
кудрями твоими...

   — Нельзя сказать лучше, — снова прошептал он, — но в этом свете вся ты прозрачна, словно облако под луной...

   — Ты преувеличиваешь, — засмеялась Маргарита, — просто лунный свет заставляет по-другому смотреть на мир! Да и вообще, что знаем мы о нашем мире, если взираем на него лишь своими несовершенными глазами...

   — Иди ко мне, — протянул он руки, — под этим лунным светом и наша любовь кажется мне нереальной, тонкой, пронизанной лунными отблесками, словно сеть, в которую мы попали оба и никогда от неё не освободимся...

   — И стоит ли освобождаться? — в тон ему ответила она. — Разве это не самый прекрасный плен из всего, что существует на свете, разве это не самый пленительный сон, в котором мы спим и не хотим пробуждаться к грубой реальности жития?

   — Древние знали мир лучше, если могли о нём сказать такими словами, что до сих пор волнуют и тревожат сердце:

Чем возлюбленный твой лучше других возлюбленных, прекраснейшая из женщин?..
Возлюбленный мой бел и румян, лучше десяти тысяч других.
Голова его — чистое золото, кудри его волнистые, чёрные, как ворон;
Глаза его как голуби при потоках вод, купающиеся в молоке, сидящие в довольстве;
Щёки его — цветник ароматный, гряды благовонных растений...

Он опять протянул руки, она тихонько склонилась в эти крепкие объятия, и губы их слились в долгом и страстном поцелуе.

   — Я боюсь только одного, — прошептала она, — что ты просто видение, мой неощутимый сон, боюсь проснуться и не увидеть тебя рядом...

   — Клянусь, — ответил он, — ты будешь со мной везде. Я и не думал никогда, что любовь может быть такой жадной и требовательной. Но если любят, каким прекрасным должен быть мир, как все должны смотреть друг на друга!.. А между тем в мире столько зла, столько беззакония и гадости...

   — Что нам до этого, есть мы с тобой, а больше нам не нужно никого...

Но оказалось, что в мире, кроме них, так много дел и суеты, что и они не остались в стороне от реальности с её страстями и войнами, кровью и грязью.

Едва прошло несколько дней их нежной и страстной любви, как загремели пушки на западе, и Александр вместе со своим Муромским полком должен был отправиться к австрийским границам, где снова в угоду желаниям правящих миром начинались кровавые схватки.

«Государь милостивейший! Повелением любящего сердца осмеливаюсь припасть с мольбой к стопам Вашего императорского величества о благодеянии: умоляю дозволить мне сопровождать мужа моего, Тучкова Александра Алексеевича, в походе к австрийским границам.