Корона за любовь. Константин Павлович

Однако когда он впервые пошёл по широченной парадной лестнице с гранитными ступенями и тяжеленными перилами из серого мрамора, увидел гвардейцев, вытянувшихся перед входами в парадные апартаменты, сердце его дрогнуло от красоты и суровости дворца. А когда он прошёл Белый, или Воскресенский, зал и открылись высокие тяжёлые двери в Большой тронный зал, то так и застыл на месте. Стены, затянутые тёмно-зелёным бархатом, расшитым золотом, венчались искусной золотой резьбой, а у одной стены на этом фоне резко выделялся золотой трон под роскошным балдахином из пунцового бархата, затканного золотым шитьём.

В день архистратига Михаила началось освящение дворца. Гром пушек сопровождал шествие царя и всей его семьи, сановников и вельмож от Зимнего дворца до нового жилища императора. Войска, построенные в почётном карауле, застыли, как каменные статуи. Нарядные, в парадной форме, они радовали глаз Константина новой обмундировкой, чётким, строгим строем, ровными линейками шеренг и колонн.

Павел разрешил всем самым знатным людям государства присутствовать на освящении нового дворца и осмотреть Михайловский замок. Убранство дворца вызвало восторженные толки и разговоры в Петербурге, но стены и перекрытия ещё не успели просохнуть, в залах стоял туман, тысячи огоньков свечей едва проглядывались сквозь мутное марево, и большинство великолепных залов, статуй, картин пропало для глаз восхищенных зрителей. Гости едва различали нежный бархат и роскошную обивку стен, плафоны, расписанные выдающимися мастерами живописи.

Ещё месяцы прошли до тех пор, пока царская семья смогла поселиться в своём новом доме. Константин многие вёрсты прошагал по замку, разглядывая творения старых мастеров живописи и скульптуры, необычайные по вкусу и изяществу помещения покоев матери, отца, свои и Александра. Первые дни жизни во дворце он всё время ходил и рассматривал, удивляясь тому, как сумел отец в такой короткий срок сделать весь замок удивительным произведением искусства.

Впрочем, во дворце надо было жить, и жилые помещения обставлены были довольно просто. А кабинет самого Павла перегораживался ширмами, за которыми стояла обыкновенная железная кровать с кожаным матрацем и плоской кожаной подушкой. Сын всегда пытался подражать отцу, и в его покоях тоже всё было скромно — железная походная кровать, большой просторный письменный стол, несколько кресел и стульев да широкий камин с мраморной доской над ним. Здесь собрал Константин все подарки и сувениры бабушки, мелочи и безделушки, которые радовали его глаз и отвлекали от мыслей о службе.

Только сорок дней прошло с тех пор, как поселился Константин в Михайловском замке. Никогда ещё не видел он, чтобы так строг, требователен и несправедлив был к нему и Александру отец. Он всё время с подозрением смотрел на них, оглядывал с головы до ног, окидывал таким же подозрительным взглядом жену, Марию Фёдоровну, и Константин терялся в догадках: чем же не угодил он государю, чем опять недоволен отец — и старался как можно исправнее нести свою службу. Но доклады и рапорты императору превращались в пытку, из каждого пустяка умел делать отец целую драму, и ничего, кроме брани, сердитых окриков, злобной воркотни, не слышал Константин за всё последнее время. Хуже того, указом 11 марта Павел вдруг приказал посадить под домашний арест двух своих старших сыновей. Они похолодели: неужели отец решил засадить их в Петропавловскую крепость, а мать — в монастырь, а потом жениться на княгине Гагариной, с которой давно уже сообщался по потайной лестнице? Такие слухи и недомолвки носились при дворе, и лишь по оброненным фразам да отрывочным словам догадывались братья о судьбе, предназначенной им императором.

Утром, как всегда, прибыл во дворец полковник Саблуков, обычно отдающий по утрам рапорт Константину о состоянии Конногвардейского полка, шефом которого был назначен Константин. Но он не нашёл великого князя. Ему сказали, что император со своими старшими сыновьями удалился в Михайловскую церковь.

Саблуков удивился странному приказу, полученному им рано утром, — дежурить по полку. Его эскадрон должен был заступить в караул во дворце, а его неожиданно оставляли на месте, да ещё и самому Саблукову приказали находиться при полке неотлучно. Что это значило, Саблуков не понимал, но так и не смог добиться встречи со своим непосредственным начальником — Константином. Когда он уже под вечер прибыл снова во дворец, конвойный гвардеец заступил ему дорогу.

   — Не велено пускать никого, — чётко отрапортовал он в ответ на объяснение Саблукова, что явился с докладом к великому князю Константину.

Саблуков возмутился: что всё это значит? Ему удалось уговорить гвардейца пропустить его в кабинет Константина.

   — Великий князь под арестом, — тихо сказал гвардеец.

Саблуков удивился ещё больше, но, войдя в кабинет великого князя, увидел его.

Константин был сильно взволнован, как всегда, в волнении он хлопал себя по карманам руками и принял Саблукова, оглядываясь, как будто страшась чего-то.