Корона за любовь. Константин Павлович

Константин с изумлением взглянул на бабку. Куда девалась ласковая улыбка, отвердели и слегка сжались пальцы! А причёска шла сама собой: куафёр уже зачёсывал роскошные волосы Екатерины в высокую и красивую башню на её голове. И не надо было даже надевать корону — пышная корона из волос венчала чело императрицы.

   — Да успокойтесь, Платон Александрович, — кинула она в сторону всё хрустевшего пальцами субтильного своего любимчика, — будет вам расстраиваться из-за нескольких потерь.

   — Да, — живо отозвался Зубов, — но ведь поход в Персию срывается, великий поход в Индию откладывается...

   — Где та Персия, где та Индия, — усмехнулась Екатерина, — что нам до тех далёких стран? Пусть всё идёт, как идёт. Всё устроится.

Она всё ещё не могла оторваться мыслью от заговора Хитрово, вдруг почувствовав, сколь сильного защитника имеет Павел в лице двух своих сыновей.

   — Иди, внука моя любезная, — ласково сказала она Константину, — вечером принцессы Кобургские приедут, придёшь ко мне в срединную залу, взглянем из окошка, как выходить будут. Со стороны всегда виднее, кто чего стоит...

Константин вышел от бабки в полном недоумении. Почему она сказала о сыне изменническом? И что кроется за этими её словами о Ласунском?

А Екатерина всё ещё думала о том далёком времени, когда она так волновалась, едва сидя на шатающемся троне. Это теперь она может спокойно поглядеть на покрытую уже туманной дымкой времени полосу своей жизни. А тогда внутреннее волнение не оставляло её ни на минуту...

Восшествие её на престол было необычным, совершилось при преимущественном пособничестве гвардии, и потому она, сев на трон, поспешила наградить всех, кто участвовал так или иначе в возведении её в сан императрицы. В числе других награждён был и капитан Измайловского полка Михаил Ласунский. Она пожаловала ему чин камергера двора, отделила 800 душ крепостных в подмосковных деревнях. Но заговор Хитрово перечеркнул все заслуженные Ласунским награды.

А началось всё, как узнала потом Екатерина, с вовсе безобидного разговора в гостях у княгини Хилковой в её богатом барском доме в Москве. На следствии Михаил Ефимович Ласунский полностью привёл этот разговор с товарищем своим, тоже участником переворота Фёдором Александровичем Хитрово. Екатерина слово в слово помнила эти показания Ласунского:

« — Слышал ты о новом марьяже? — спросил Хитрово.

   — О каком марьяже? — переспросил Михаил Ефимович.

   — Как тебе не слышать! Я с тобою играть не стану: за Орлова государыня идёт.

   — Слышал и я об этом, а правда или нет — того не знаю.

   — Что ты против этого думаешь делать?

   — Я думаю, что больше делать нечего, как нам всем собраться и идти просить её величество, чтоб она изволила отменить, рассказав резоны, какие можно будет.

   — А как наших резонов не примут, что в таком случае делать?

И Ласунский прямо ответил:

   — Делать больше нечего, как остаться в её воле: как она изволит. Средств никаких нет, да и быть не может.

   — Нет, в таком случае надобно средства изыскать, чтоб их отвести от этого. Теперь этот слух распускается по городу — чтоб чего не произвело.

Подумав, Ласунский осторожно ответил:

   — Быть ничего не может от народу, да и ни от кого...»

Все были против её брака с Орловым. Однако на пути следствия открылись для Екатерины опасные обстоятельства. Хитрово откровенно рассказал всё о заговоре, когда его схватили, и добавил ещё: «А что государыня престол с тем принимала, чтоб быть правительницею до совершеннолетия Павла, и Панину о том сказать изволила. И случилось ему, Хитрово, быть в карауле при бывшем покойном императоре Петре Третьем, и разговорился он с Алексеем Орловым. И вот тут-то Алексей и выдал Хитрово важную эту тайну...»

Императрица почти физически почувствовала, как заколебался её трон. Не дай бог, чтобы дело дошло до открытого суда, иначе станет известно, что обещала она перед переворотом. И она приказала покончить дело административным порядком: виновных выслали в свои деревни, а Николай Рославлев, сообщивший о переговорах Панина с императрицей, был посажен в крепость. Тогда впервые решилась Екатерина употребить свою власть — наказать виновных без суда, по справедливости.

Так и Ласунский был выслан в свои деревни, проживал там без всякого участия в государственных делах, как частное лицо. А теперь вот вдова его хочет...

Но как объяснить всё это внуку, как изложить причины, заставившие её отобрать престол у сына? Нет, ничего нельзя открывать Константину, никаких тайн не выдавать, пусть лучше ничего не знает, а женить его надо поскорее, заставить погрузиться в семейный очаг так, как погрузился в него сам Павел...

Какими пустяками по сравнению с этой задачей показались ей неудачи Валериана Зубова! Да Бог с ними, с мрущими солдатами, Бог с ними, с миллионами, которые мальчик потратил без ума и смысла, оба они — и Платон, и Валериан — преданы ей, не станут замышлять ни о чём подобном, как замышляли в своё время Хитрово и Ласунский. И близко к столице нельзя подпускать сына Ласунского — уж, верно, отец рассказывал ему, за что вышла такая ссылка...