Ничего. Викрам огляделся, убеждаясь, что он тут не только единственный принц, но и единственный человек в садах Алаки. Он нахмурился.
– Чувство юмора у тебя как у одной моей знакомой. Ее тоже называют драгоценностью, Жемчужиной, но вряд ли она способна распознавать ложь.
Биджу ничего не ответила, лишь обвилась вокруг его шеи и поймала собственный хвост ртом. Викрам готов был поклясться, что услышал смиренный змеиный вздох. Он обернулся ко входу; натянутые нервы звенели. Почему Гаури еще не пришла? Кубера соврал? Прежде вера его была непоколебима, но за короткий месяц Викрам познал то, от чего уже не сможет избавиться.
Сомнения.
– Гаури жива и невредима, – прошептал он Биджу, молясь, чтобы та не шелохнулась.
И услышал тихий смех.
– Сплетничаешь обо мне со змеей?
Викрам застыл. В дверях стояла Гаури. Высокая, властная, озаренная солнцем, будто поймала пригоршню лучей и решила, что на ней они смотрятся лучше, чем в небе.
Порой казалось, что она умеет повелевать стихиями и отгонять воздух, вот и сейчас Викраму вдруг стало нечем дышать.
– Я бы посплетничал о тебе с тобой, но тебя не было рядом, – сказал он, демонстрируя Биджу, и Гаури с завистью взглянула на змею-правдорубку. – Где пропадала? Бродила по тонкой грани между жизнью и смертью?
– Как всегда. – Она скрестила руки на груди. – А ты? В последнюю нашу встречу у тебя из спины торчал кинжал.
– И в последнюю нашу встречу ты меня обнимала.
Гуари раздраженно фыркнула:
– Ты только это запомнил? Ты умирал!
– Я падал на землю.
– …Чтобы умереть.
– Чтобы погрузиться в неопределенную форму существования, по общему признанию, весьма болезненную.
Она рассмеялась. И Викрам, который никогда в жизни не хотел замедляться, только двигаться все быстрее и быстрее к новой цели, вдруг обнаружил, что жаждет навсегда остаться в этом мгновении.
Они просто стояли и смотрели друг на друга. Он чувствовал, что Гаури проигрывает в памяти все случившееся перед пиршеством страха. На лице ее застыла улыбка, но удерживала ее скорее привычка, чем радость.
Когда Гаури подняла руку и смахнула со щеки прядь волос, горсть кристаллов поймала и преломила солнечный свет, едва не ослепив Викрама. Он прищурился и далеко не сразу понял, что это никакие не кристалы, а рука.
– Что-то… новенькое? – Он указал на ее пальцы.
Гаури поджала губы:
– Будет трудно забыть о принесенной жертве. – В глазах ее вспыхнула боль. – А ты не обзавелся стеклянными конечностями?
Викрам покачал головой, хотя сердце неистово забилось о ребра. Разве вправе он утверждать, что Алака не заменила какую-то его часть стеклом? Может, как раз сердце… Глядя на Гаури, он чувствовал, сколь оно чистое и звонкое. Как осколок стекла. Такое же прозрачное. И такое же хрупкое.
– Перед Парадом Баек ты спросила, чего я хочу.
Гаури закусила губу. В ожидании. Заготовленные фразы нетерпеливо толкались на языке Викрама. Он пытался отрепетировать речь, пока слонялся по саду, но теперь, когда она была здесь, ее свет – слепящий и обжигающий – заставил слова рассыпаться, едва они срывались с уст.
– Я хочу больше времени с тобой, – выпалил Викрам. – Больше времени, когда мы сможем не оглядываться по сторонам и не гадать, не ждет ли за углом ловушка.
Он подошел ближе. Или она? Или, быть может, земля отпрыгнула с их пути.
– Хочу, чтобы мы ни от чего не убегали и никуда не спешили, разве что друг к другу. Хочу, чтобы твои объятия были никак не связаны с попыткой кого-то обмануть, с празднованием победы или с ужасом, который чуть нас не убил. Снова. Хочу всего один день, в котором будем только ты и я, ну и, конечно, сладости, но в основном…
Гаури вцепилась в него. Викрам уже и сам к ней наклонялся и, когда она схватила его, чуть не упал. Губы встретились с губами, и он снова потерял равновесие. Близость Гаури дурманила, ослепляла. Медовое пламя и вспышки молний. Викрам ощутил миг промедления в ее поцелуе. Сомнения. И еще до того, как Гаури отстранилась, понял, что именно это она ему и предлагает. Не время вместе, а воспоминания.
– В основном это, – закончил Викрам с тихим смешком.
Она прижалась лбом к его груди:
– Я тоже этого хочу.
Он ждал, перебирая пальцами кончики ее волос. Этого он никогда не забудет.
– Алака изменила меня, – хрипло произнесла Гаури. – Теперь нужно понять, кем я стала. И люди ждут, когда я выведу их из хаоса. Не знаю, сколько времени это займет. Не знаю, как долго буду разбираться, кто я и что должна делать, и… Для этой битвы мне понадобится каждая крупица силы, вся я, целиком. – Она подняла голову. – Особенно мое сердце.
Викрам предвидел ее слова, но легче от этого не становилось. Даже покрытая синяками, Гаури его восхищала. Это было уже не просто влечение. Он вглядывался в темный шелк ее волос и в черные, как зимняя ночь, глаза, запоминая каждую мелочь. И вдруг заметил что-то на ее шее… крошечное пятно света прямо под сапфировым кулоном, с которым Гаури не расставалась. Викрам нахмурился.
– Это же…
Она с улыбкой потянулась к ожерелью:
– Мне не пригодилось.
Желание. После всех усилий она его не загадала.