Рыцари Глостера, услыхав это, разразились смехом. Этим людям, привыкшим к крови и смертям, подобное показалось столь забавным, что они развеселились как дети, отнюдь не думая о том, что меньше чем в миле от них в это светлое Пасхальное воскресение идет кровавая сеча, где человеческое зверство не знает границ.
В отличие от большинства, Глостер казался озабоченным. Он все же решился послать за сообщениями верного оруженосца Тирелла, и тот вскоре вернулся с отнюдь не добрыми вестями: оказалось, что воинственный граф Оксфорд так насел на отряды Гастингса, что смял почти всю линию укреплений. Правда, из-за тумана он, отогнав йоркистов Гастингса, пробился к самому городку Барнету и его люди сейчас громят там обозы. Было и еще одно известие, не на шутку взволновавшее Ричарда. Оказывается, Уорвик послал на подмогу Экзетеру лорда Стэнли и теперь они теснят Эдуарда к болотам, стремясь загнать на зыбкую почву топей. Ричард занервничал, вглядываясь в пелену тумана. Ему не сиделось на месте, он то осаживал коня, то кружил на месте, то поднимал его на дыбы, пока жеребец, не на шутку рассвирепев, начал брыкаться. Будь на месте Ричарда не столь опытный наездник, он непременно оказался бы на земле. Это немного остудило пыл герцога. Скорее бы уже прозвучал клич: «За братьев и святую Англию!»
Бой все длился. С наступлением утра туман, казалось, сгустился еще сильнее. Миновал час, другой. Нетерпение всадников сменилось досадой. Люди уже свыклись с доносившимися издали звуками боя: лязгом, ревом, грохотом и изредка прорывающимися сквозь шум криками, полными боли и муки. Между всадниками засновали маркитантки, предлагая вино, куски пасхального творожного пирога, пахучие копченые колбасы.
Время от времени с поля боя являлись гонцы – окровавленные, в помятых доспехах. Все они в один голос твердили, что им еще не приходилось видеть столь бешеной сечи. Битва идет врукопашную, нет никакого порядка, люди словно одержимы желанием убивать еще и еще, у них притупилось чувство страха, и воины в ярости кидаются грудью на мечи, а мародеры тут же под ногами сражающихся пытаются грабить павших.
Один из гонцов принес благую весть: пал брат Уорвика, маркиз Монтегю. На него набросилась добрая дюжина воинов, обезоружила его, и каждый норовил вонзить свой меч в щели его доспехов, так что когда тело Монтегю подняли на копья, чтобы показать ланкастерцам, изо всех отверстий лат хлестала кровь.
– А Уорвик? Где Делатель Королей? – допытывались все.
Обычно во время боя Ричард Невиль редко сходил с коня, находясь на возвышенности и руководя сражением. Но в этот раз он тоже сражался в пешем строю. Его видели в центре поля, и к нему было невозможно пробиться. Держа в руках тяжелую кованую палицу, он крушил налево и направо, так что под его ногами уже образовался курган из тел.
Ричард слушал гонца, наблюдая за Филипом Майсгрейвом. На мгновение ему показалось, что под забралом рыцаря мелькнула довольная улыбка. И вновь он подумал о том, что неспроста Джордж настаивал на том, что именно Майсгрейв оказался предателем, открывшим Анне планы Йорков.
– Сэр Филип Майсгрейв!
Барон, стоявший подле коня и угощавший его с ладони овсом, повернулся на голос Глостера.
– Милорд?
– Отъедем немного в сторону, барон. Думаю, нам есть о чем поговорить.
Он видел, как Майсгрейв, взявшись за луку седла, одним махом, словно доспехи не тяготили его, вскочил в седло. Его жеребец присел на задние ноги и заплясал, но, сдерживаемый рукой хозяина, последовал за конем Глостера. Ричарда вдруг охватила злость. Этот Бурый Орел обладал всем тем, чего так недоставало калеке Ричарду: сильным телом, статной фигурой, упругой мощью, сочетающейся с грацией дикого животного. При дворе все еще поговаривают, что королева Элизабет была без ума от него, а Кларенс утверждал, что и Анна Невиль благосклонна к Майсгрейву.
Они остановились у покрытого пеной цветов куста терновника.
– Барон Майсгрейв, мне стало известно, что именно вы посвятили Анну Невиль в планы Йорков, направленные против ее отца.
Филип ничего не ответил. Его лицо, обрамленное забралом, оставалось спокойным, синие глаза смотрели на герцога без всякого выражения. Но Ричард, обладая не менее великолепным самообладанием, выдержал паузу. Наконец Майсгрейв произнес:
– Вы говорите с такой уверенностью, милорд, словно принцесса Уэльская сама сообщила вам об этом.
Ричард усмехнулся.
– Я вижу, вы не допускаете, что так оно и есть. Тем не менее, именно она дала нам это понять. Вы не верите мне?
Майсгрейв по-прежнему казался невозмутимым. Взглянув в сторону, откуда долетал шум битвы, он сказал:
– Я думаю, сейчас не самое подходящее время обсуждать подобные вопросы.
– Отчего же, барон? Мой брат доверяет вам, но я вовсе не хотел бы иметь под стягом Белой Розы предателя!
Глаза Майсгрейва холодно сверкнули.
– Я тоже стремлюсь к тому, чтобы в стане Белой Розы перевелись предатели. Или вы полагаете, милорд, что я запамятовал, как год назад за мной охотились ваши люди, чтобы похитить письмо, компрометирующее короля?
Хотел Ричард или нет, но он был не на шутку испуган.