Коронатор

Уорвик с пренебрежением размышлял о короле Генрихе. Ничтожество! Годен лишь на то, чтобы часами сидеть в оцепенении или изводить себя нескончаемыми молитвами. Народ говорит о нем – добрый король Генрих… Доброта же эта заключается лишь в слабой улыбке, в тихом голосе да в огромных милостынях, раздаваемых всякому сброду. Однажды, когда Уорвик завел с ним речь об этом, король поднял на него затуманенные серые глаза и тихо, но твердо проговорил:

– Друг мой! Я раздаю лишь те деньги, которые парламент выделил на мое содержание. Но, Господь свидетель, мне почти ничего не нужно. А эти бедняги… Милорд, в стране голод, и кто же, если не король, проявит сострадание к ним?

Уорвик промолчал. Доказывать что-либо было бесполезно. Но уж лучше бы король занимался своими итонскими школами, продолжая их строительство и давая таким образом заработок бродягам, которых голод гнал в города. А подобная щедрость идет им лишь во вред. Уорвик неоднократно видел, как к королевской руке прорывались только самые крепкие из оборванцев, отталкивая слабых и больных, а некоторые по несколько раз припадали к стопам государя, ослепленного порывом милосердия. Монеты попадали в лапы здоровенных детин, которые вполне могли бы работать каменщиками или грузчиками в порту либо вступить в армию, которую Уорвик как раз настойчиво пополнял.

Сын Генриха тоже как будто не от мира сего. Людовик Валуа выделил ему огромные суммы, чтобы он поскорее собрал войско и выступил на подмогу тестю, а он в своих письмах сообщает то о покупке соболей на шубу, то о миланских соколах для охоты, то о новой борзой. Черт бы его побрал, так он промотает все подчистую! Людовик Французский – известный скупердяй и вряд ли согласится добавить еще хоть су. Англии же именно сейчас нужна помощь! Неужели мать Эдуарда не может вправить ему мозги?

При мысли о Маргарите Анжуйской на душе у Ричарда Невиля становилось совсем скверно. Куда больше, чем голод и неурядицы в стране, его беспокоило поведение королевы Алой Розы. Разумеется, он всегда знал, что, несмотря на их политический и родственный союз, они по-прежнему остаются врагами. Не только кровавое прошлое разделяло их, не только унижения и обиды, коим не было числа. Все упиралось в то, что и Ричард Невиль, и Маргарита Анжуйская неутолимо жаждали власти, и ни тот, ни другая ни за какие блага в мире не уступили бы сопернику. И если прежде, когда они оба были изгоями, Уорвик надеялся, что, добыв мечом власть, поднимется выше королевы, то теперь он отчетливо понимал – королева Алой Розы скорее погубит все дело, чем уступит ему хоть в малом.

– Анжуйская сука! – скрежетал зубами Уорвик всякий раз, когда в ответ на его очередной призыв поспешить в Англию, получал холодное учтивое письмо, в котором Маргарита, ссылаясь на любые причины, от плохой погоды и неспокойного моря до незначительного недомогания или рождественских празднеств, всячески оттягивала свой отъезд с континента.

После каждого такого письма Уорвик буквально кипел от бешенства, и лекарям приходилось пускать ему кровь. Бессилие и ненависть граф заливал вином, да так, что бывали недели, когда его никто не видел трезвым. Уорвик тогда размякал, шутил, балагурил, зачастую отправлялся кутить в городские притоны. Собутыльником он обычно выбирал своего зятя Кларенса. Когда же винные пары окончательно затуманивали мозги Делателя Королей, он тыкал в грудь Джорджа пальцем, твердя:

– Ты знаешь, почему я тебя люблю? Потому что ты настоящий Йорк, как и отец твой – упокой, Господи, его душу, – и мать, и Эдуард, который был смельчаком и нравился бабам, и даже калека Ричард. У Ричарда на спине горб, а сердце чернее сажи, зато его голова – чистое золото. Да, я люблю Йорков и тоскую о них. Эх, какие дела мы могли бы с ними совершить! Однако, клянусь гербом предков, не я положил между нами меч. А Ланкастеры… Ни капли величия. Полоумный идиот, его сын – легкомысленный красавчик под каблуком у мамаши, да и сама мамаша, чертова сука, готовая из-за своей гордыни все погубить. Подумать только, меня угораздило отдать им мою девочку!

Джордж слушал его с хмельной улыбкой. Однако бывали мгновения, когда он начинал осознавать происходящее, и тогда в его мутно-зеленых глазах появлялся странный блеск. Он понимал, что его тесть несчастен, дела его идут вкривь и вкось и все чаще приходил к выводу, что земля уходит из-под ног Делателя Королей. Уорвик был могучим союзником, однако теперь Кларенс ясно видел, что Медведю Невилю никогда не ужиться с Ланкастерами. А что из этого следует? Новая война?

Уорвик заплетающимся языком жаловался, что скучает без Анны, а Кларенс, отводя глаза, думал о своем.