Коронка в пиках до валета. Каторга

В Гавани всё знают. Когда Вадима ждали к Маклецовым, местные барышни откуда-то уже пронюхали, что к Маклецову Ильюшке приедет товарищ, «настоящий князь», и притом «хорошенький, как андел». Сейчас же принарядились в шуршащие накрахмаленные ситцевые платья, на шейки надели праздничные косынки, разноцветными бантиками и ленточками себя приукрасили, надушились духами – кто «резедой», кто «гвоздикой», кто «жасмином» – и все столпились на углу Якорного переулка и Старопонтонной. Ждали. И сердечки у них стучали: тук-тук! Когда же показалась вдали коляска князя – «Рысак! Серый в яблоках! А кучер! Мать честная, что за кучер! Бегемот, а не кучер!» – все взвизгнули и разбежались, за заборами попрятались и смотрели на князя в заборные дырочки. Из всей толпы на улице удержались немногие, похрабрее которые. Те, обнявшись парочками, троечками, стали прогуливаться по Якорному переулку, заглядывая в окна дома Маклецовой. «Галан», «манифик», «миловзор», «душоночек» – так определили наружность Вадима гаванские барышни.

На широкий простор жизни!

Между тем подошло и производство: гардемарины превратились в мичманов. Мичманский мундир – черный с золотым шитьем. Кортик на боку, а по праздникам – палаш! На голове треугольная шляпа с черным султаном.

Теперь для Гавани окончательно куда-то в небытие провалился Ильюшка, исчез и Илья Маклецов, сперва кадет, потом гардемарин, и на их место вдруг откуда-то взялся Илья Андреевич Маклецов, мичман Императорского Российского флота, жених Елены Павловны Мишуриной…

– И что он в ней нашел? – недоумевали гаванские барышни, делая кислые гримаски. – Худая и вовсе без авантажа…

На Английской набережной в доме князя Холмского отпраздновали производство. Отец Вадима открыл для молодежи все свои хоромы. Вадим пригласил всех – весь свой курс. Огромный зал, весь сплошь в зеркалах до потолка, залит был светом бесчисленных свечей, блистал позолотой… Вдоль всего зала протянулся огромный стол. Ужин был изысканно-великолепный… Лучшие повара столиц показали свое искусство (старый князь был гастрономом). Вин – бесконечное количество, и все лучших заграничных фирм! Фрукты, ликеры! Шампанское без счета… Лакеи в изящных фраках и в черных шелковых чулках и бальных туфельках, бесшумно скользящие по сверкающему узорному паркету!

Собрались все – весь Корпус: от князей, графов и баронов до последних по рангу сыновей штурманов дальнего плавания. И кончилось все свинством. «Сиятельные» первые напились и распоясались: раздались пошлые, пьяные, хвастливые речи, обидные для товарищей «парий». Хозяин пиршества Вадим, бледный, с туго сжатыми губами, молчал и кипел негодованием. Илья ушел одним из первых, унося в душе большую горечь обиды. Вадим его провожал, пожал ему руку крепко-крепко и сказал:

– Прости, друг! Не думал я, что они – такие свиньи! Извини! – И в голосе его задрожали слезы обиды и гнева.

– Ну полно, Вадим. Ты тут при чем? – сказал Илья.

Они крепко поцеловались.

– Придешь в четверг на мою помолвку, в мою идиллическую Гавань, которая тебе так нравится? Мать Елены настаивает, чтоб до нашей свадьбы была еще помолвка. Обычай-де такой. Мы с Еленой уступили. Придешь?

– Обязательно, – отвечал Вадим, улыбаясь.

Российско-Американская компания

В четверг назначена была помолвка Ильи и Елены, а в среду состоялось годичное заседание пайщиков Российско-Американской компании.

Программа заседания была выработана такая:

1. Слово его высокопреосвященства Олимпия, архиепископа Иркутского, Камчатского и Аляскинского, почетного председателя Общества распространения православной религии среди инородцев Сибири и Северной Америки.

2. Доклад председателя Российско-Американской компании адмирала Е. В. Бывалова-Закронштадтского: «Общий взгляд на состояние дел Российско-Американской компании».

3. Доклад секретаря правления Российско-Американской компании: «Подробный отчет о финансовом состоянии компании» (доходы и расходы компании).