Коронный разряд

— Тогда у вас для этого есть легкое решение, — тоже отклонился на спинку стула Борис Игнатьевич, сложив с сытым видом ладони на животе. — Отрекитесь от родства официально, это несложно. Буквально несколько фраз при более-менее представительном стечении народа, и никакого более отношения к княжескому роду Юсуповых вы иметь не будете.

— Вот как? — Разбавил я паузу после явно недосказанной фразы ничего не значащим вопросом, приглашая завершить свою речь. В содержании которой, впрочем, не было ни малейшего сомнения.

— А потом вас сожрут, — улыбнулся полковник настолько демоническим оскалом, что сразу был виден первый едок. — Ваша родня наплодила столько врагов, что оттоптаться по их родной крови захотят все. Это будет очень долгий, очень мучительный процесс, в котором захотят поучаствовать столь многие, что на некоторое время ваше тело, еще способное испытывать муки, будет весьма ценным товаром, перекупаемым из пыточной в пыточную за очень серьезные деньги. Но беспокоится нечего, ваша отверженная родня не позволит расправе длиться слишком долго и милосердно перережет вам глотку. Вам понятны перспективы, молодой человек?

— Получилось очень выразительно, — согласно качнул я головой.

— Разумеется, я смогу защитить вас… Но не стану, — вновь улыбнулся он, но хоть не столь жутко на этот раз. — Мне вы, безродным, не интересны.

— Намекаете, что клан позволит кому-то манипулировать наследником первой линии? — Приподнял я бровь.

— Что вы, — развел Борис Игнатьевич руками. — Какая манипуляция? Исключительно — трепетная дружба. Вы же примчитесь ко мне сами, когда осознаете, что быть наследником без поддержки — это страшнее всех пыточных мира. — Изобразил он доброго дядюшку.

— Так-так-так, — присел я поудобнее, с любопытством ожидая обзора новых перспектив недолгой и мучительной жизни.

— Напрасно храбритесь, Максим Михайлович. Вас не будут пытать, это верно. Вас станут подставлять, — иронично произнес полковник. — С таким мастерством, что вы сами станете влипать в одну гадость за другой. Бросите тень на честь рода. Влезете в долги. Станете мальчиком на побегушках, не имеющем даже малейшего представления о том, что происходит. А вы ведь не привыкли быть на вторых ролях, верно? В итоге вас втащат в такую погань, что умирать вы все равно станете очень долго и мучительно. Что страшнее всего — умирать не за себя, а за кого-то еще, — покачал он головой. — Никто вам не поможет. Родня с радостью спишет неудачника из детдома со счетов. Из плюсов — за вас обязательно отомстят. Но от этого, я думаю, легче не становится?

— А вы не боитесь того, что за мной?

— Бросьте, никто за вами не стоит, — хмыкнул полковник. — Признаться, я был изрядно раздосадован этим известием, но озарение пришло слишком поздно. Мысль не удавить такую падлу, а внимательно изучить — стоила мне вымокшего костюма под ливнем. Но, определенно, я рад, что так получилось. Пешие прогулки подтвердили свою полезность, — потянулся он спиной, расправляя плечи. — Знай я раньше… Тем не менее, я определенно собираюсь снять с вас компенсацию и остаться в прибыли. Без меня, в Москве, вам не выжить. Запомните это, Максим Михайлович.

— Остальные наследники, как я вижу, существуют без вашего деятельного участия. — Отметил я.

— За остальными — влиятельные партии клана и родня матерей. — Покачал головой Борис Игнатьевич. — Ваша же матушка, даже будучи официальной супругой, не обладала ни властью, ни влиянием. Что взять от рабыни, купленной за деньги?

Оговорка хлестнула по нервам, но виду я не подал.

— Родня же матери столь ничтожна, что это вам даже в минус, Максим Михайлович.

— Я полагал честь рода достаточным гарантом безопасности каждого в семье. Клан должен заботится о своих, нет?

— Так вы, Максим Михайлович, угроза для клана. — Посетовал полковник. — Для большинства так и будет. Сами подумайте — ни образования, ни ранга Силы. Детдомовский, да еще близкие связи с Шуйскими, которых род ненавидит. Приемная семья из Самойловых, супруга отца — вообще им кровный враг, благо что уже мертва. И самое страшное — вы успешны! Вы способны всерьез конкурировать с остальными, и в этом главная ваша трагедия! Вы — угроза, поймите. А угрозы — устраняют, и в этом нет урона чести. Поэтому — никуда вы от меня не денетесь, Максим Михайлович. Я даже уговаривать не стану. Как припрет вас в первый раз — изобьют на дуэли, опозорят в невежестве, вытрут о ваш костюм ноги и плюнут на воротник те, кого вы даже пальцем тронуть не посмеете. Например, ваша же родня… Сами, сами прибежите, мой дорогой!

— Борис Игнатьевич, — положил я сцепленные ладони на стол. — Есть в ваших рассуждениях один просчет.

— Да, Максим Михайлович? — Был он вновь сама любезность, чувствуя себя хозяином положения.

— То, что за мной. Там ведь действительно ничего, казалось бы, — улыбнулся я спокойно. — Так отчего же существует все то, что есть рядом со мной? Может, вам все же присмотреться?

— Максим Михайлович, это блеф, — фыркнул он. — Вас никто не поддерживает.