Впрочем, она, как будущий врач, повидала немало разной мерзости, которая вела себя среди родных идеально — настоящими ангелами, стоило зайти в палату высокопоставленному родичу. А как вновь оставались наедине с персоналом, то из глубин нутра выползала такая погань, даром что внешность оставалась прежней… Тут, конечно, удачно с ее титулом выходило — любого мерзавца могла заткнуть, и пискнуть не смели.
Только тут — не заткнешь и не окоротишь. Тут зло бессмертное. Вон, переодевается на ночь глядя, творить страшные вещи на улицах города. Даже палку заготовил, подлец! Только оказалось, что идет он играть с собакой…
И самое страшное. Самое страшное в том, что она, Ермеева Ника, жестоко ошиблась. Непростительно позволила заморочить себе голову, отвлечь внимание выходом Максима, жуткими предположениями и попытками на них ответить. Потому что пока она ослабила внимание, настоящее Зло уже успело ее окружить и отрезать путь на свободу.
— Вы пейте чай, — заворковала девочка слева, подливая ароматный напиток.
Кажется, ее звали Тоня, а справа сидела Катя. Или наоборот?
Ника перевела взгляд слева направо и почувствовала, как по спине прошелся легкий озноб. Просто и справа и слева, такое ощущение, что сидела одна и та же девочка — вернее, она и ее зеркальное отражение. Фасон платья, симметричный относительно того места, где Ника располагалась, прическа, подводка ресниц. Будто один и тот же собеседник, от которого не отвернуться, не скрыть взгляд — потому что они смотрят снизу вверх, внимательно и холодно, отлеживая каждое ее движение. А еще — перстни. Как она не увидела сразу! Девчонки, тринадцать лет! И целая россыпь колец и перстней на руках — с огромными ограненными изумрудами, опалами, рубинами! На каждом пальце!!! И еле уловимое дыхание Силы от каждого, сплетающееся в такую непереводимую жуть, что девушка постаралась вжаться в обивку дивана, лишь бы быть хотя бы на сантиметр подальше.
— Спасибо, я не хочу, — пересохшим голосом ответила Ника.
И тут же поняла, что очень хочет закричать о помощи, призывая — о ужас! — Максима. Оснований для криков не было, но интуиция просто выла о возможной беде — а интуиции девушка уже привыкла верить.
— А может, воды? — Предложила тем же голосом и тоном девочка справа.
Будто один и тот же человек спрашивал, сумасшествие какое-то…
За окном азартно пролаяла собака, с ощутимой дрожью земли приземлившись после затяжного прыжка.
Ника тут же уцепилась за нейтральную тему.
— Какая необычная у вас собака. Какая порода? — Постаралась не дрожать она голосом.
— Не знаю, она одна такая, — легко отозвалась девочка слева. — Уникум.
— Очередь на щенков на три года вперед, — с гордостью продолжили справа, но тут же взгрустнули. — Правда, ни одного щенка еще не было.
— Почему? — Осторожно уточнила Ника.
— Нет достойного и храброго кавалера.
— Но это же собаки…
— А тупых и самоуверенных Брунгильда рвет сама. — жестко завершили тему.
— А вот Максим, он чем увлекается? — Нервно вцепилась Ника в нить беседы.
Отчего-то у нее было чувство, что нельзя допускать начала разговора со стороны сестер. Нечто недоброе виделось в их глазах — нечто такое, отчего мог спасти только Максим, если вернется. Но до этого еще требовалось дожить.
— Танки, поезда, мороженое, — выдали список слева.
— Совсем как ребенок, — фыркнула девушка.
Но что-то не нашла понимания в их взглядах. Наоборот — там было недоумение и легкое сомнение в ее рассудке. И Ника допустила главную ошибку — она замешкалась, упустив инициативу.
— Нам сказали, у вас с Максимом вышло некоторое недопонимание? — Скучным тоном уточнили справа.
— Его уже нет! — Голосом оптимиста отрапортовала Ника.
— Ну как же, вы ведь испытываете к нему чистую и незамутненную ненависть?
— Это, возможно, преувеличено, — подавила Ника очередную волну страха. — Но у меня есть к этому все основания. Я в праве ненавидеть.
В конце концов, у нее есть гордость!
— Перечислите эти основания, будьте добры, — вежливо и словно даже подбадривая попросили ее справа.
— Он лишил меня таланта. Он почти ввел в разорение наш род. Из-за него меня держали в тюрьме. Выкинули с практики. Из университета. Заблокировали счета. — Уже скрипела зубами Ника, вспомнив события этой черной недели. — А я спасла этому гаду жизнь. За что?!
— Ника, вы не будете против, если мы разделим вашу жизнь до и после вашей встречи в Москве? — Деликатно поинтересовались слева. — Очень вас просим. Это нужно всем нам, чтобы понять степень вины Максима. Мы же родственники, мы же должны на него как-то повлиять, — просительно завершили юным голосом.
Словно и вправду — желая вернуть разум и честь брату.
— Давайте попробуем, — коротко кивнула Ника.
— Итак, вы спасли ему жизнь. А он сделал так, что с вашей семьей перестали вести дела, верно?
— Нас полностью игнорировали. Словно экономическая блокада, словно мы прокаженные! Вы не понимаете, каково это!
— Ника, — со скрытой яростью и предупреждением произнесли справа. — Мы пережили уничтожение нашего города и родного дома. Давайте не будем обсуждать, что мы можем понять, а что нет?