Коронный разряд

— Сами вышли, — похлопал я ресницами, а затем ответил столь же жестким взглядом. — Вы знаете, иногда я удивляюсь тотальному пренебрежению низовым персоналом, который моет ваши полы, подметает ваши улицы и убирает за вами грязь. Никто не отличает узбеков от киргизов и таджиков. Китайцы, казахи, калмыки, буряты — вы же живете с ними бок о бок, но даже не пытаетесь разобраться в акценте и традициях. Взять хотя бы ваших дворников, прошедших все степени проверки вашей же службы безопасности. Как их зовут? Как звучит их голос? Какого цвета глаза, которые они угодливо прячут, улыбаясь и встречая вас поклонами? Не злитесь, Борис Игнатьевич, этого не знает даже охрана на проходной. Мои люди вышли по своим пропускам вчера вечером. Я прощаю вам недостаток времени в архивах и сегодня же сообщу наверх, что не имею к вам никаких претензий. Я нашел то, что искал.

В силуэте Бориса Игнатьевича, замершего недвижной глыбой над столом, за это время не произошло ни единого изменения — он будто даже не дышал, не просто воспринимая информацию, суть которой улавливалась даже краем уха, а словно пытаясь диким порывом ненависти запечатлеть в своей душе мой образ целиком.

— Я желал как лучше… — проговорил он, словно с трудом ворочая языком. — Со мной можно было договориться.

— Я открыт для предложений, — чуть отклонился я назад, увеличивая расстояние и стравливая напряжение конфликта.

— Пожалуй, нет, — тяжеловесно уронил Борис Игнатьевич. — Дальше мы будем сотрудничать на моих условиях.

— Сотрудничать на предмет чего? — полюбопытствовал я.

— Общество узнает о вашем происхождении. У меня есть рычаги и возможности. Ваше желание меня не интересует.

— Признаться, я равнодушен к кровной родне, — пожал я плечами. — Свара за власть, знаете ли, не привлекает абсолютно.

— Тогда у вас для этого есть легкое решение, — тоже отклонился на спинку стула Борис Игнатьевич, сложив с сытым видом ладони на животе. — Отрекитесь от родства официально, это несложно. Буквально несколько фраз при более-менее представительном стечении народа, и никакого более отношения к княжескому роду Юсуповых вы иметь не будете.

— Вот как? — разбавил я паузу после явно недосказанной фразы ничего не значащим вопросом, приглашая собеседника завершить свою речь. В содержании которой, впрочем, не было ни малейшего сомнения.

— А потом вас сожрут, — улыбнулся полковник настолько демоническим оскалом, что сразу был виден первый едок. — Ваша родня нажила столько врагов, что оттоптаться по их родной крови захотят все. Это будет очень долгий, очень мучительный процесс, в котором пожелают участвовать столь многие, что на некоторое время ваше тело, еще способное испытывать муки, будет весьма ценным товаром, перекупаемым из пыточной в пыточную за очень серьезные деньги. Но беспокоиться не о чем: ваша отвергнутая родня не позволит расправе длиться слишком долго и милосердно перережет вам глотку. Вам понятны перспективы, молодой человек?

— Получилось очень выразительно, — согласно качнул я головой.

— Разумеется, я смогу защитить вас… Но не стану, — вновь улыбнулся он, но хотя и не столь жутко на этот раз. — Мне вы как безродный неинтересны.

— Намекаете, что клан позволит кому-то манипулировать наследником первой линии? — приподнял я бровь.

— Что вы, — развел Борис Игнатьевич руками, — какая манипуляция? Исключительно — трепетная дружба. Вы же примчитесь ко мне сами, когда осознаете, что быть наследником без поддержки — это страшнее всех пыточных мира, — изобразил он доброго дядюшку.

— Так-так-так… — присел я поудобнее, с любопытством ожидая обзора новых перспектив недолгой и мучительной жизни.

— Напрасно храбритесь, Максим Михайлович. Вас не будут пытать, это верно. Вас станут подставлять, — иронично произнес полковник. — С таким мастерством, что вы сами станете влипать в одну гадость за другой. Бросите тень на честь рода. Влезете в долги. Станете мальчиком на побегушках, не имеющим даже малейшего представления о том, что происходит. А вы ведь не привыкли быть на вторых ролях, верно? В итоге вас втащат в такую погань, что умирать вы все равно станете очень долго и мучительно. Что страшнее всего — умирать не за себя, а за кого-то еще, — покачал он головой. — Никто вам не поможет. Родня с радостью спишет со счетов неудачника из детдома. Есть и плюс — за вас обязательно отомстят. Но от этого, я думаю, легче не становится?

— А вы не боитесь того, что за мной?

— Бросьте, никто за вами не стоит, — хмыкнул полковник. — Признаться, я был изрядно раздосадован этим известием, но озарение пришло слишком поздно. Мысль не удавить такую тварь, а внимательно изучить — стоила мне вымокшего под ливнем костюма. Но, определенно, я рад, что так получилось. Пешие прогулки подтвердили свою полезность, — потянулся он спиной, расправляя плечи. — Знай я раньше… Тем не менее я определенно собираюсь взять с вас компенсацию и остаться в прибыли. Без меня вам в Москве не выжить. Запомните это, Максим Михайлович.

— Остальные наследники, как я вижу, существуют без вашего деятельного участия, — отметил я.