Я только фыркнул и отвернулся, но краем глаза продолжал наблюдать в центральное зеркало, как из остановившегося позади автомобиля, уже не сверкающего «люстрой», с пассажирского сиденья с солидной неспешностью выбрался мужчина в возрасте, поправил мундир с богато расшитыми и звездными погонами и принял от кого-то в салоне фуражку, размещая ее на голове козырьком ровно вперед мастерски и с изрядным опытом. Последним из салона показался продолговатый футляр орехового дерева сантиметров сорок в длину, десять в ширину и пять в высоту, принятый вышедшим офицером бережно, двумя руками. И столь же деликатно, неспешно он понес его к нашей машине, двигаясь со стороны водителя.
Артем явно удивился, но виду не подал. Кнопкой опустил стекло рядом с собой, позволяя звукам оживленной трассы ворваться в салон. Следом пришел запах разогретого асфальта и бензина, а парой секунд позже — тонкие нотки хорошего одеколона.
Из-за высоты машины взгляды Артема, все еще дисциплинированно удерживающего руки на руле, и подошедшего господина оказались на одном уровне.
Седина на висках, морщины под глазами и холодный, цепкий взгляд, за равнодушием которого чудились ярость и обреченность, запрятанные настолько глубоко, что уловить их можно было только зная, что произошло.
Артем понятия не имел, оттого встретил офицера радушной улыбкой и простодушным вопросом.
— Что-то случилось? — произнес мой друг легко и спокойно, щурясь от заглянувшего в открытое окошко яркого солнца.
Офицер ощутимо вздрогнул, подавившись заготовленной фразой. Но довольно быстро собрался и четким, выверенным движением протянул футляр Артему:
— Приношу извинения, Артем Евгеньевич, за доставленные неудобства. Неизбежные в профессии накладки. Виновные будут строго наказаны. Прошу принять от всего сердца.
Артем подарок принял, умудрившись не выдать обескураженности на лице и не озвучить вертящиеся на языке вопросы.
— Честь имею, — резко качнул головой офицер, по-уставному повернулся через левое плечо и отправился к своей машине, чуть ли не чеканя шаг.
Надо сказать, следующие свои слова Артем произнес уже после того, как позади вновь замерцало сине-красным и ведомственный авто, потребовав себе начальственным покрякиванием место в вечно спешащем потоке, вновь вырулил на магистраль. И даже после этого события прошло не менее пяти минут.
— Максим, что происходит? — коротко выдохнул он, продолжая смотреть вперед через лобовое стекло.
Футляр оставался лежать на его коленях нераскрытым.
Я изобразил пантомимой, мол, вообще-то, мне настрого запретили что-то говорить.
— Не паясничай. Можешь говорить. Итак? — рублеными и строгими фразами потребовал он ответа.
— Позволь выразить искреннее возмущение этим безальтернативным тоном, который накрепко связывает меня с происшедшим. Эта тенденция во всем винить именно меня раздражает еще со школы. Какая-то вечная презумпция виновности!
— Но это ведь ты, да? — не сменил тон Артем.
— Я, но…
— Максим!
Один из случаев, когда слово приобретает новое значение. Было имя — а стало нечто обвинительное и требующее немедленного раскаяния вместе с расшифровкой всех планов.
— Ладно… Твоя машина, как я уже сказал, была в контейнере. Вертолет с контейнером летел в Москву. Мои недоброжелатели задействовали свои связи в штабе ПВО столицы и посадили вертолет. Вскрыли контейнер, сорвали пломбы. А там твой джип. Княжеский то есть.
— Краденый… — глухо отозвался Артем.
— Ну кто ж станет красть княжеский джип! Да кому такое в голову придет!
Артем молча сложил руки на руле и уперся в них лбом.
— Вот и получается, что местного генерала подставили, уговорив посадить вертолет с имуществом наследника княжества Шуйских. А тот даже не аристократ, ему твой гнев, переданный через отца, всю карьеру сломать может. Вот, разыскал нас и пришел лично приносить извинения. Так что у тебя в Москве есть первый должник, — бодро завершил я, уже со скепсисом предчувствуя, что благодарностей не дождусь.
— Максим, а мне он нужен? — выпрямился товарищ и строго посмотрел на меня.
— Ну, дело ведь хорошее. Не в этом году, так через пару-тройку…
Артем поднял стекло, завел машину и молча вырулил на магистраль. Смотрел он вперед холодно и равнодушно, сконцентрировав все внимание на дороге. А подарок офицера так неоткрытым и отправился на заднее сиденье, вместе с документами, собранными одним движением с приборной панели.
— И даже что в футляре, не посмотришь? — осторожно поинтересовался я, заерзав от его реакции.
— Нет.
Я невольно покосился назад.
— А можно я посмотрю?
— Нет.
Тревожное ощущение и некая неустроенность, как у кота перед дверью, за которой кто-то шуршит, поселилась в душе.
— Я одним глазком?..
Артем вобрал воздух для очередного категоричного отказа, но выдохнул с некой обреченностью и отмахнулся рукой.
Я быстро перегнулся через кресло, приподнял крышку, мазнул взглядом по содержимому, закрыл и удовлетворенно вернулся на место. Ощущения — как будто прохладный ветер подул на зачесавшееся место.
— И что там? — полюбопытствовал все-таки Артем, пусть и прежним равнодушным тоном.