Коронный разряд

На перроне ей отчего-то показалось, что непременно что-то должно произойти — с ней или со мной, или с ее заданием. Оттого свой груз она из рук не выпускала, удерживая на весу. Похвальная интуиция, между прочим.

— А вот, кстати, можно твой номер телефона? Ну, настоящий, — с невинным выражением лица посмотрела она чуть вбок и вниз.

— Это тебе зачем?

— Просто кое-какие фото хочу отправить, — шаркнула она ножкой.

— Нельзя.

— А е-мейл? — вскинулась она было возмущенно, но смогла совладать с эмоциями.

— Нет.

— Ладно, в следующий раз сама распечатаю, — стоически произнесла Ника и принялась изучать схему метрополитена. — А почему по кольцевой? Так ведь дольше? — заскучав, поинтересовалась она.

— Я успеваю.

— Лучше было назад вернуться, а там на другую ветку перейти.

— Все просчитано, все учтено, — глянул я на нее искоса.

Так и не разобрался, стоит ли верить ей, что ничего она не замышляет. Но решил все же не рисковать.

Подъезжая к «Парку культуры», встал на выход. Ника закономерно не торопилась — нет смысла держать тяжелый груз в руке. Поэтому на самой станции я вышел спокойно, развернулся и наблюдал, как девушка тщится поднять чемодан. Пытается, но не может. Искренне, с надрывом, но тот отказывается подниматься и на сантиметр. И, словно уловив мой взгляд, Ника подняла свой и посмотрела на меня — с пугающим спокойствием, словно давно ожидала. И обидой — не ненавистью.

— Там неодимовые магниты, тридцать кило. Пол железный, — пояснил я до того, как двери снова сомкнулись. — В правом кармане чемодана есть бутылочка воды, в левом — шоколадка. После экзаменов я тебя заберу.

Вагон двинулся дальше по бесконечности кольцевого пути, а я так и не дождался ни слова от нее.

На фоне этого — а может, еще из-за усталости от бессонной ночи, новая подлянка от устроителей вступительных экзаменов ощутилась как-то слабо, без должного возмущения и где-то даже с пониманием. Хотя Артем явно собирался бесноваться и требовать справедливости.

— Они проиграли, понимаешь? — устало сказал я ему.

От нас только-только отошел представитель университета, который сообщил о неприятной и крайне досадной оплошности, допущенной где-то в недрах приемной комиссии. Дело в том, что «иностранный язык» — он, разумеется, разный. Мы вот подавали на английский и сдавать должны были его. А нам поставили французский, по ошибке.

— Это наглое издевательство, — шипел Артем. — Они совершенно потеряли чувство меры!

— Всего лишь красивый проигрыш, — не согласился я. — Нам ведь что сказали? Экзамены обязательно примут, но позже. И зачислят по ним на дополнительные места, созданные в качестве компенсации.

— А нельзя было просто увеличить количество вступительных мест?

— Кто ж им тогда гарантирует, что поступят те, кто должен, по их мнению, поступить? — пожал я плечами. — Вот как только нужные детки окажутся на факультете, поступив красиво и своим умом, нас зачислят сверху.

— Я это так просто не оставлю, — сжал он кулаки.

— Так пошли сдавать французский? — пожал я плечами.

Взгляд Артема приобрел невероятную задумчивость, а затем словно осветился изнутри довольством и предвкушением.

— А и действительно… На пять я его, конечно, не знаю… Нам ведь всего выше шестидесяти баллов надо? — хрустнул он костяшками пальцев, разминая ладони, словно перед дракой.

Не могли же пройти бесследно его занятия с наставником и наши факультативы французского.

— Oui, mon ami[1]. Тебе шестьдесят даже с запасом хватит.

За четыре предыдущих экзамена у него набралось триста семьдесят два балла, что давало фантастическое среднее — девяносто три. Если исходить из необходимых восьмидесяти проходных, даже крепкий трояк здесь являлся гарантией успеха. Но кто же сможет набрать даже такую оценку на совершенно, казалось бы, незнакомом языке? На то и был расчет.

В общем, на экзамене нас отчего-то тоже не ждали. Даже бланки — и те пришлось незаметно изымать из общей стопки, отвлекая внимание яростными воплями Артема, демонстрирующего трепетную любовь к знаниям на трех с половиной языках. В итоге бланков не хватило двум графьям, но у тех — папы, мамы, группа поддержки… и уж для них бланки как-то нашлись.

Физика так вообще прошла без малейшей заминки — последний экзамен, и университет, словно охотник, пославший до того последний выстрел дроби в убегающую дичь, дал нам сдать спокойно.

Уже на выходе из здания, после того, как отдал работу, обратил внимание на странное оживление со стороны парковки.

Подошел ближе и увидел Нику, медленно бредущую в окружении городовых, удивительно мягко уговаривающих ее остановиться. В руке девушки по-прежнему был злополучный чемодан. А на чемодане снизу — здоровенный кусок металлического листа, весьма напоминающего напольное покрытие вагона, промятое и выдранное с корнем. Лист при каждом шаге скрежетал об асфальт, но Ника продолжала мерно двигаться к университету. Пока не заметила мой взгляд. Постояла так с десяток секунд, с совершенно нечитаемой эмоцией, покачала головой и, отпустив ручку чемодана, дала усадить себя в полицейское авто.