Коронованный лев

VIII. Не вечный город

В сухом предосеннем воздухе под пронзительно синим и поразительно осязаемым небом слышались два четко разграниченных тона. Первый — до некоторого даже отвращения знакомый шум городского рынка — «средневекового» городского рынка, как сделало поправку мое сознание, по некой старой привычке, оставшейся со времен лаконичных и не слишком содержательных школьных учебников, хотя, возможно, было бы разумней, как прежде, считать Новое время наступившим куда раньше, со времени открытия Нового Света. Но чем больше отодвигалось это время, вплоть до той точки, четыреста с лишним лет спустя от того момента, в котором я находился, эта новизна теряла остроту и находились новые способы вести отсчет. Не говоря уж о том, что столь небольшое преувеличение вовсе не казалось преувеличением при разительном контрасте того, что я помнил из двух собственных жизней. Бодрые крики торговцев смешивались с конским ржанием и гусиным гоготом, со звоном монет, оружия, садового инвентаря и поддельных драгоценностей, с визгом точил, скрипом повозок и стуком горшков. Но за всем этим шумом был и другой отчетливый тон — напряженная подстерегающая тишина. Вместо рева моторов, громкой музыки, доносящейся с разных сторон из приемников или проигрывателей и звона проезжающих трамваев. Эту тишину, казалось, можно потрогать, упереться в нее как в плотную стену, в которой можно отыскать дверь, если упорно и хорошенько поискать. Странная, не отпускающая иллюзия того, что знакомый тебе мир не может не существовать. Такое бывает и с мертвыми — мы никогда не верим по-настоящему, что те, кого мы когда-то знали, могут просто не существовать. Несуществование неестественно и необъяснимо дико для того, кто еще существует.

Диана и Изабелла в длинных темных плащах, защищающих их самих и их наряды от уличной пыли и алчных взглядов страждущих воришек, ловко перемещались среди снующей толпы в сопровождении камеристок и слуг, выбирая себе какие-то ненужные мелочи. Диана завела беседу с какой-то торговкой, и судя по ее сосредоточенному виду, можно было решить, что разговор действительно шел о чем-то жизненно-важном. Впрочем, все могло быть — особенно, когда не знаешь, какая мелочь может оказаться важной. Но мы с Раулем уже несколько утомились таким бесцельным хождением, хотя и вызвались сами сопроводить дам на этой прогулке вместо достойной охраны и приглядывали за ними чуть со стороны, не мешая, выбравшись на ступени, ведущие в лавку картографа, под раскачивающейся на ветру затейливо-вычурной гравированной жестяной вывеской, изображавшей двухмерный глобус.

Рауль задумчиво посмотрел вверх, не щурясь, на подмигивающую яркими солнечными бликами жестянку.

— И почему мне кажется, что мне это теперь никогда не понадобится? — мрачновато проговорил он.

Я пожал плечами:

— Предчувствие, которое никогда не обманывает, — мрачно изрек я, отрешенно разглядывая осыпающиеся трещинки в камне и размышляя об иллюзорности всего сущего.

Рауль перевел на меня пристальный взгляд и приподнял бровь, похожую на тонкое перо ворона.

В лавке что-то резко зазвенело. Я рассеянно бросил взгляд на дверь и снова отвернулся. Но тут внутри что-то хлопнуло, загремело, будто по полу проволокли тяжелый комод, и послышался низкий угрожающий рык.

Я снова с подозрением оглянулся на дверь. В лавку мы сегодня еще не заходили, но это местечко было одно из наших любимых и мы были хорошо знакомы с его хозяином. И раз уж мы оказались настолько близко, чтобы расслышать что-то, судя по звукам, зловещее, можно ли было оставаться в стороне?

— Я на минутку, — бросил я Раулю, с сомнением поглядывающему то на наших дам, то на вход в лавку и, вскочив на верхнюю ступеньку, распахнул дверь, звякнувшую подвешенным над ней колокольчиком.

В помещении царил обычный приятный безмятежный сумрак, пахло бумагой разных сортов, пергаментом, клеем и тушью. Впрочем, сумрак был не совсем безмятежным. Маленькая толпа — если можно разуметь под толпой компанию человек в пять, одетых преимущественно в черное — все зависит, конечно, оттого, как именно они могут толпиться, сгрудилась у прилавка с картами. Еще один посетитель, делая вид, что ничего особенного не происходит, внимательно разглядывал пришпиленную к стене большую карту Нового Света. А один из пятерых, массивный детина, грузно навалившись на прилавок, держал могучей рукой за шиворот сухонького картографа в черной шапочке и съехавших очках и грозно рычал — ни одного внятного слова при мне пока не прозвучало.

— Доброго дня, мэтр Аугустус! — произнес я приветливо. — Откуда гориллы?