Коронованный лев

— Не думай, что ты чего-то стоишь, щенок. Если ты еще попадешься у меня на пути, я раздавлю тебя не задумываясь. Поверь — теперь я это могу. Любым способом.

На прощанье сдавив мою руку еще крепче, так что его лицо у меня в глазах подернулось рябью и поплыло, он с тихим смешком снова подмигнул и, наконец, отпустил ее. От запястья к плечу дернулась отпущенная арбалетная стрела, руку свела судорога. Но кажется, мне снова удалось ничем нас не выдать. От желания немедленно что-то сделать со своей рукой я тоже удержался. Дизак весело склонил голову, прощаясь со мной. Я ответил легким кивком и, стараясь дышать ровнее, отошел в сторонку. Пусть думает, что хочет — что ему удалось меня напугать… Ха-ха, можно подумать, что это неправда…

— Поль? — услышал я встревоженный голос Готье и, подняв голову, понял, что чуть в него не воткнулся. — Пойдем отсюда скорее…

— В чем дело? Что?.. Вы тоже знаете?..

— И ты знаешь? — Готье, кажется, трясло. — Ты слышал, или тебе сказали?

— О чем?

— О старой Смоленской дороге… — тихо проговорил Готье мне в ухо.

— Что-о? — я огляделся, не слышал ли нас кто. Но кажется, никто не слышал.

— Диана и Рауль, они слышали, как Дизак сказал, что «добежать до Фландрии — пара пустяков — это не в Московию по старой Смоленской дороге», и рассмеялся. Брантом не понял шутки и спросил: «Что, такая старая дорога?..», но ответа, понятно, не получил, а Рауль поспешил увести оттуда Диану, пока по их лицам не стало понятно, что они поняли о чем речь. Хотя, если они и выглядели недовольными, неудивительно, они ведь ему друзьями не приходятся. А вот тебя мы перехватить не успели… Что теперь? Вы с ним деретесь?

Я помотал головой.

— Пока еще нет…

Готье испустил долгий глубокий вздох облегчения.

— Мне померещилось, или вы пожали друг другу руки?

— Не померещилось. Формально мы помирились.

— Ну вы даете… Думал, сперва небо упадет на землю.

— Ему же теперь неинтересно со мной связываться…

— Гм, ну да.

Мы уже вышли из зала. Я приостановился, наконец встряхнул несколько раз от души левой рукой, потом оттянул манжету. На запястье наливались цветом багровые отпечатки.

— Что это? — ошарашено спросил Готье.

— Мы не помирились, — ответил я. — Это был ультиматум: убирайся с дороги и останешься цел.

— Ого, — выдавил Готье и еще больше побледнел. Кажется, других слов у него не осталось.

— Но нас он пока не подозревает.

— Почему ты так уверен?

— Потому что если бы подозревал, не пытался бы напугать. Прикинулся бы, что все как обычно, и просто убил. Че-ерт, — я потряс рукой, ее все еще дергало изнутри.

— Не факт, — тихо сказал Готье. — Возможно, это была проверка. Мало ли, про какую Австралию он сам мог услышать? Или не совсем он сам.

Я мрачно посмотрел на Готье.

— Может быть и так. — Тогда я тоже вел себя не совсем так, как должен бы. Дело должно было кончиться весьма некрасивой дракой. Но при этом, почему-то, не кончилось. Черт, это никуда не годится… Но другого выхода на самом деле не было.

Хотя было бы совсем неплохо сейчас прокатиться по свежему воздуху верхом, мы все втиснулись в ожидавшую нас карету. Все, кроме Рауля, оставшегося пока в Лувре, чтобы последить немного за тем, что будет делать Дизак. Да, конечно, нам было что обсудить всем и сразу, но кто-то должен был остаться. И Рауль тут лучшая кандидатура в силу своих, как выразился, Огюст, шпионских пристрастий. А кроме того — меньшей пристрастности, чем у некоторых из нас. Отец в странном воодушевлении сам захлопнул дверцу, хотя снаружи ее пытался по всем правилам закрыть грум.

Карета качнулась на подвесных ремнях, которыми ей приходилось удовлетворяться в наш безрессорный век, и бодро покатила в ночь, гулко грохоча колесами по мостовой.

— Ну вот и началось… — зловеще проговорил Готье. Выглядел он по-прежнему зеленовато. Почему именно он? Трудно сказать. Себя-то я не видел. От Огюста давно трудно было ждать другого, да и от девушек тоже — поздней-то ночью кто угодно будет выглядеть не лучшим образом. Только отец был, похоже, не мрачнее обычного. А может быть, это только казалось.

— В какой-то степени это не так плохо, — заметил я. — По крайней мере, что касается одного. Это хотя бы не кто-то из друзей. В его добрые намеренья я не верю. Его будет не жалко.

Почему-то мне никто не ответил. Хотя все посмотрели на меня с таким видом, как будто я уже относился к той категории людей, о которых остается говорить либо хорошо, либо ничего. Что ж, чудно. Значит, можно и продолжить.

— Сегодня я получил два предупреждения с одним и тем же содержанием. Возможно, мы знаем обоих.

— Кто это? — нетерпеливо спросил Огюст, подавшись с сиденья, на котором ерзал, пытаясь приноровиться к скачкам по булыжникам.

Я рассказал о нашем разговоре с Жанной.

— Быть не может, — воскликнула Диана. — Ты ошибаешься! Жанна и Дизак… Это ненормально, противоестественно!.. Невозможно.

— Как алхимическая свадьба, — сказал я. И мне ответило молчание. Нет, грохот копыт и колес по мостовой.