Коронованный лев

Было некогда в этом разбираться. По крайней мере, я уже был готов к тому, что они сильнее обычных людей, и на этот раз, когда не было никакой неожиданности, мне это почти совсем не мешало. Я не пытался относиться к ним пренебрежительно и как-то недооценивать, и потому очень быстро избавился еще от троих, не дав им возможности всерьез сопротивляться, хотя большинство из них были в бригантинах или кирасах. А потом услышал удивленный и сердитый вскрик Сидни — по всей видимости, его задели, и он уже оценил всю прелесть состава, который покрывал их клинки. На мгновение у меня мелькнула мысль, что сегодня все может быть иначе и теперь на их клинках есть нечто, способное произвести не один лишь неприятный деморализующий эффект, но что толку об этом думать, если даже и так? Развернувшись, я вогнал ранившему Сидни хранителю клинок рапиры в подмышку, где не мешала кираса. Хранитель рухнул.

— Как вы? — поинтересовался я.

Сидни отчаянно тряс левой рукой, но выглядел вполне жизнеспособным. На светлой разорванной перчатке расплывалось темное пятно. Кто-то из слуг уронил возле крыльца масляную лампу, горящее масло растеклось только по мостовой и пока не грозило пожаром. От огня, отражающегося в металле, всюду мелькали яркие сполохи.

— Неплохо, если это не яд…

Я кивнул. Еще один выстрел, чуть в отдалении, снова заржали лошади, послышался крик. Далеко карета с Колиньи не уехала. Несколько хранителей увязались за ней и, похоже, подстрелили кучера. Я бросился за ними вдогонку.

Огюст и Роли за моей спиной костерили нападавших на разных языках, но какое-то, если тут было применимо это слово, жизнерадостное возбуждение в их голосах подсказывало, что дело идет к концу. Раздавались позади и одиночные выстрелы и азартные выкрики слуг. Двое хранителей подбежали к остановившейся в конце переулка карете.

— Мишель! — крикнул я. — Слева!..

И тут же из левого окошка кареты вырвалась огненная вспышка, сменившаяся даже в темноте хорошо различимым клубящимся белым дымком, поплывшим вверх. Сунувшийся было к карете нападавший со стуком растянулся на мостовой. Я выдохнул. Слава богу, Мишель не дремал. Последний оставшийся хранитель поступил немного умнее, он не полез в карету, а быстро взобрался на место кучера. Наверное, когда-то это было его привычным занятием, — подумалось мне, — почти рефлекс. Возница хлестнул лошадей в тот самый момент, когда я вскочил на запятки, подумав, что вообще-то — «не царское это дело…» и едва успев ухватиться за что-то, совершенно для этого не приспособленное, но попавшееся под руку — это было просто украшение — голова Горгоны с торчащими в разные стороны атакующими змеями. Я перехватил более удобную латунную ручку, за которую обычно держатся лакеи, припрятал длинную рапиру в ножны, чтобы не мешала, а потом, используя и ручку и голову Медузы и прочие выступающие детали, полез наверх, на крышу. Вот так же я недавно штурмовал беседку, спасаясь от девушек, когда мы дурачились с рапирами в саду. Карета подо мной гремела, дергалась, болталась и плясала. Какие-то постромки определенно были не в порядке, и движение шло рывками. В ближайший поворот мы вписались, ударившись об угол и едва не оставив в том месте колесо. Но скорость была не такой уж большой, что-то у возницы не клеилось. Я посмотрел на него сверху с печалью. Он определенно меня не замечал. Приноровившись к ходу экипажа, я выбросил руку с дагой ему в шею, почти в открывшийся под краем каски затылок, когда он нагнулся, снова хлестнув коней. Он судорожно дернулся, взмахнув руками, выронил вожжи, попытался выхватить оружие и уронил загремевшие и пистолет и шпагу вниз, на мостовую.

— Тихо, тихо… уже все, — утешающе прошептал я, перебираясь на его место и почти осторожно сталкивая тело возницы на землю. — Определенно, — пробормотал я не слишком весело, подхватывая вожжи и придерживая спотыкающихся, недовольно ржущих лошадей, и теперь уже точно обращаясь к самому себе, — выражение: «„перо“ сильнее меча» придумали ассасины…

Кругом хлопали ставни и раздавались изумленные и недовольные возгласы. В окна высовывались парижане в ночных рубашках и колпаках, и никак не могли взять в толк, что происходит. «Что-то непохоже, чтобы они были готовы сегодня к каким-то зловещим действиям, — подумал я отвлеченно с некоторой благодарностью. — А может, просто квартал такой попался».

Послышалось среди прочих и некое нелицеприятное рассуждение о «хозяевах жизни», отчего-то так знакомое почти что по другой жизни, что я невольно развеселился, и хотя вслед за этим в карету и в меня полетел из окон какой-то мусор, я уже спокойно направлял лошадей прочь, а вернее, обратно к дому Колиньи.

— Кто здесь? Что происходит? — грозно осведомился он сам, высовываясь в окно.

— Все в порядке, господин адмирал, — успокоил я. — Мы только заглянем за теми, кого оставили.