Коронованный лев

— Позвольте, капитан, — раздался чей-то вежливый голос, чуть охрипший, и до невероятного знакомый. Услышав его, я на мгновение зажмурился. Быть не может или я уже брежу… — Мне сдается, я знаю этого человека. — Обладатель голоса приблизился и я действительно увидел Огюста — усталого, помятого, в пропыленном панцире, надменного и неприязненного. — И смею сказать, он заслуживает подобного обращения, — в его голосе отчетливо зазвучал металлический призвук настоящей ненависти. Я не знал, верить ли своим ушам и собственным чувствам, которые были так противоречивы, что, казалось, готовы разорвать меня на части, даже если этого не сделает кто-то другой. И я был уже слишком вымотан, чтобы в них разобраться. Может, было бы лучше, если бы все уже кончилось…

— Де Флеррн? — удивленно произнес немецкий капитан. — Вы ли это?

И впрямь, он ли?.. Я всегда считал, что Огюст совершенно не умеет лгать. Может, и не умеет. Я почувствовал усталую горечь и безразличие.

— Это тот самый офицер-католик, что застрелил Конде, — сухо сказал Огюст.

— А! — с оттенком понимания негромко воскликнул капитан рейтар, и все прочие уставились на Огюста с алчным любопытством. Меня же его слова будто ударили.

— Это не… — от удивления вырвалось у меня.

— Это правда, — резко перебил Огюст, и в его глазах загорелось неподдельное яростное пламя. — Выстрел должен был прийтись в меня, но я уклонился, я слышал, как пуля просвистела над моим ухом!.. — Он резко замолчал, потом продолжил: — Я не знал, что принц был прямо за мной. Если вы не помните меня, то я вас — отлично помню!

«Вас?» — он делал вид, что не знает моего имени, или хотел показать, что не желает его знать? Если сказанное было правдой — этим объяснялась и его непоколебимая враждебность при Жарнаке, хотя тогда она так помогла мне убедить всех, что мы враги. Если это было не так только для меня, и я ошибался… Голова сильно закружилась. Как же все это было глупо… Почему все нужно узнавать только тогда, когда уже поздно?

— Конде убили на ваших глазах, это знают все, — с кивком подтвердил немецкий капитан.

Огюст кивнул и опустил взгляд, будто пытаясь забыться. Вдруг нагнулся и поднял, вытащив из-под какого-то мертвеца, шпагу-эсток. Я не сразу сообразил, что она была моей собственной. Огюст, прищурившись, оглядел ничуть не пострадавший испанский клинок и дважды, со свистом, взмахнул им в воздухе.

— Оставьте его мне, капитан Таннеберг, — заключил он угрюмо, и говорил он определенно не о клинке.

— Надеюсь, вы хорошо себя чувствуете? — предупредительно осведомился Таннеберг.

— Отменно, — сказал Огюст. — Я просто хочу его кое о чем спросить. Наедине.

Капитан встопорщил пегие усы и кивнул.

— Ну что ж, де Флеррн, оставайтесь. Вы человек чести и, стало быть, знаете, что делаете. — При этих словах по лицу Огюста скользнуло что-то похожее на гримасу страдания. Как же подействовало на него все происходящее… — А вы, сукины дети, — набросился Таннеберг на подчиненных, — за мной, вы мне нужны!

Рейтары, ворча, оставили нас, прихватив какие-то отложенные вещи, среди которых, кажется, была и пара моих седельных пистолетов, и я снова перевел взгляд на Огюста. Тот молчал. Молчал и я. Глаза его были темны как холодные дула, на губах ни тени улыбки. Что ж, значит, на войне как на войне. Огюст, казалось, колеблясь, вытянул руку со шпагой, и острие моего же клинка качнулось ко мне, но тут же, будто испуганно, отклонилось.

— Это правда? — спросил я наконец тихо. — Насчет Конде.

— Правда, — ответил Огюст.

— Почему ты не сказал мне?

— А зачем?

Конечно. Зачем так радовать врага? Да еще имеющего глупость полагать, что старая дружба, почти что братство детских дней, что-то значит. Лучше приберечь на потом.

— Да и твоя пуля не была единственной, — прибавил Огюст. — Я лишь почти уверен, что ты попал. А может быть, мне так кажется лишь потому, что я до сих пор корю себя за то, что уклонился, это не дает мне покоя, но возможно, все дело совсем не в этом. В бою никогда не поймешь, что происходит.

— И после — тоже, — сказал я.

Огюст настороженно оглянулся и слегка перевел дух.

— Ушли. Не смотрят. Ты сильно ранен? Выглядишь ужасно.

— Что? — не понял я, в еще большем недоумении оттого, что его тон резко изменился. Огюст присел рядом и как-то смущенно положил шпагу мне на колени.

— Да не смотри на меня, будто веришь, что я хочу тебе отомстить. За что бы? Хотя, наверное, соображаешь ты сейчас неважно. Как и я тогда… Верно? Но как еще мне было их спровадить? Таннеберг, правда, мне здорово помог, не уверен, что без него было бы так легко убрать его ребят. Когда я увидел, что они шарят тут, опередив меня…

Опередив? Он что же, опять умудрился меня узнать? Хотя, почему бы нет, он же знал мой полк и мог предположить. Это я никогда не знал точно, где он мог бы оказаться.

— Господи, Огюст… — я вздохнул, будто с меня свалилась скала, и потряс головой. — Я могу уже поверить во что угодно! Чертова война, есть слишком много обстоятельств, которые от нас не зависят. Мало ли, за что ты мог возненавидеть меня. Тот же Конде, или что-то еще…