- Эру с вами, олухи. Господа лихолесцы! – рыцарь повысил голос, – я вам не командир, приказов отдавать не вправе. Сейчас мои люди отведут вас в гроты, что в полу-лиге отсюда. Там сухо и можно развести огонь, провизии у нас мало, но, сколько сможем – поделимся. Леннарт позаботится о раненых. Как все будут на ногах – ваша воля решать, что делать дале. Пожелаете – мои парни покажут, где переправа есть, только не советую вам спешить, все переправы на восемь лиг в обе стороны охраняются орками, зело они вас отпускать не хотят. Принца я забираю в свой штаб. Воин, – он обернулся к Алорну, – вы сейчас нужны своим. Я передам Леголасу ваши слова.
Тяжело вставая на ноги, Йолаф свистнул, и из темноты бесшумно выступил варг.
- Вы знаете, что делать, – сумрачно поглядел он на подчиненных, – двое – со мной. Помогите поднять принца.
Минуту спустя, варг, отягощенный двойной ношей, широкой рысью двинулся к опушке, и двое конных рыцарей последовали за ним. Селевон замыкал цепочку, то и дело прижимая уши и настороженно фыркая.
Еще не занялся рассвет, когда колонна эльфов и людей, унося раненых, скрылась в лесу…
В келье было холодно. Йолаф подложил еще дров в очаг и обернулся к Леголасу, уже пришедшему в себя и молча глядящему в огонь.
- Как ты? – мягко спросил он, приближаясь к другу, но тот только поежился, не отрывая глаз от огня.
- Зря ты их оттащил, дружище, – глухо проговорил лихолесец, – пусть бы… Тошно мне жить.
Йолаф покачал головой и опустился на потертую шкуру:
- Не думай об этом сегодня, ты слишком много пережил. Завтра мир уже покажется не таким поганым местом.
Леголас помолчал, а потом тихо вздохнул:
- Я повсюду разжигаю раздор, Йолаф. Где бы я ни оказался – там тут же вспыхивает свара. Мне нельзя приближаться ни к людям, ни к эльфам. Я всем приношу беду.
Рыцарь нахмурился:
- Ты чушь-то не городи. Беду он приносит. Беду, брат, приносят другие посыльные. Себялюбие, гордыня, глупость и ханжество. Уж мне-то можешь верить. Я сам из их рук кой-чего по скудоумию принял. И еще… Ты не один, Леголас. И там, на берегу, была не лишь озлобленная, оголтелая толпа. Твой боец, Алорн. Он преклонил колено возле тебя, когда ты был в беспамятстве, и просил у тебя прощения. Я уже не говорю о себе…
Лихолесец сжал кулаки, поводя головой, словно от мучительной боли:
- Они были правы. Я действительно готов был тебя убить…
- Да замолчишь ли ты, беспамятный! – повысил голос Йолаф, – ты спас меня. А убить меня затеял тот, что в тебе сидит, а совладать с тобой не может. Да что я тебя учу, сам все не хуже знаешь, только упираешься, что осел на ярмарке.
Леголас вскинул глаза на друга, то ли собираясь спорить, то ли добавить что-то еще, но в этот миг в дверь постучали, и на пороге появился молодой рыцарь:
- Командир, – в его голосе подрагивало волнение, – к вам визитеры.
Оттеснив юношу назад, в келью вошли трое орков. Не обратив на Леголаса ни малейшего внимания, они окружили Йолафа.
- Идите за нами, рыцарь, – пророкотал старший, высокий кряжистый воин в рогатом шлеме, – господин немедля требует вас к себе.
Леголас встал, собираясь вмешаться, но Йолаф предупреждающе вскинул ладонь:
- Оставь. Это мое дело.
Лихолесец шагнул вперед, сдвигая брови, а рыцарь уже надевал плащ:
- Дружище, доверься мне, – негромко проговорил он, – я должен идти, просто поверь и не тревожься.
За Йолафом и его конвоирами захлопнулась дверь, а принц опустошенно опустился на шкуру, с которой только что встал главарь мятежников. У самого очага на косматом меху валялась скомканная бумажка, и Леголас машинально потянулся к ней. Развернул.
На влажном клочке, там и сям окрашенном разводами крови, были торопливо набросаны несколько строк:
«Милый брат. К Княжьим угодьям идет доброе стадо матерых оленей, всего восемнадцать голов, что от вожака откололись. Егерю их на вертела насадить охота, а посему в угодьях учинен пожар. Как бы не угодили олени на рыхлый снег, ног не изранили. Головной у них несправный, на верную смерть ведет. Порадей. Люблю. К.»
====== Глава 28. О мертвых, верных и благодарных ======
Холодно… Эру милосердный, почему здесь всегда так холодно? Огромный камин ровно дышал багровым жаром, треща и распространяя уютный дух можжевеловых дров, а в зале все равно стоял отчаянный холод, будто стрельчатые окна были настежь распахнуты. Пурга улеглась еще вчера, и сегодня яркие солнечные лучи, так давно не проглядывавшие сквозь серую паклю облаков, щедро заливали Тон-Гарт. Цветной наборный витраж в самом верху окон рассыпал по серым плитам пола легкомысленную радужную мозаику. Деревянный переплет снаружи был обметен искрящимся снегом, и каждый квадратик казался отдельной картиной, вставленной в праздничную рамку.
Во дворе замка кипела жизнь. Слуги расчищали дорогу, истопник споро сгружал с повозки объемистые вязанки дров, кастелянша, зябко кутаясь в меховой котт, спешила к заднему крыльцу.