Коронованный рыцарь

Да и на самом деле гвардейские офицеры должны были позабыть свой прежний изнеженный образ жизни, приучить себя вставать рано, быть до света в мундирах, перестать кутаться в шубы и муфты, разъезжать, по примеру вельмож, в каретах с егерями и гайдуками, но наравне с солдатами должны были быть ежедневно в строю, ходить в одних мундирах пешком или ездить на извозчиках и на своих лошадях в одиночку, и несмотря на зимнюю стужу и сильные морозы, учиться ружейным приемам и упражняться в них в присутствии самого государя.

Такова была тогдашняя служба, в полном значении этого слова.

Переход был очень резок, но и вызвавшие его причины были более чем основательны.

Нельзя себе даже вообразить, в каком странном, поистине удивительном положении была гвардия до воцарения Павла Петровича и какие творились в ней злоупотребления.

Если бы было возможно описать вполне, то это была бы одна из поразительных страниц истории.

Читатели бы не были в состоянии поверить в их правдивость и подумали бы, что это плод досужей фантазии летописца.

А между тем, это только голые факты.

Даже гвардейские рядовые несли только одно название службы, отправляя одни караулы, и до того изнежились и избаловались, что начальству не было с ними никакого сладу.

Многие обзавелись собственными домами и жили в таком довольстве, какое не может и сниться никакому солдату.

Большинство распускалось по домам в отпуски и только числились в своих полках, почему и происходило, что хотя полки считались в комплекте, но на лицо бывало менее половины, а так как жалованье отпускалось на всех, то командиры полков скапливали себе из сэкономленных сумм огромные капиталы.

Это было, впрочем, в данном случае самое меньшее зло.

Большое зло заключалось в записывании дворян в службу при самом их рождении и даже еще не родившихся, на которых получались паспорта с оставленными для имен пустыми местами.

Все эти младенцы, настоящие и будущие, не только числились на действительной службе, но жалуемы были прямо в унтер-офицеры или сержанты, с соблюдением старшинства.

В армию их выпускали капитанами и перебивали старшинство у действительных служак, к великому огорчению последних.

Таких младенцев-гвардейцев в одном Преображенском полку было несколько тысяч, а во всей гвардии число их доходило до двадцати тысяч.

Император Павел разом с корнем вырвал это зло.

Он, во-первых, как мы уже знаем, вызвал всех отпускных гвардейцев в Петербург, расписал гвардию на новые дивизии и батальоны, и согласно с установлением Петра Великого, положил, чтобы гвардейские офицеры считались только одним чином выше армейских.

До того же времени гвардейский солдат почитал себе равным армейскому прапорщику, а сержант — капитану.

Кроме того, он приказал из гвардии в армейские полки вовсе никого не выпускать и в отставку отставлять с гвардейскими, а не с армейскими чинами.

Значение гвардии, как привилегированного войска, было, таким образом, уничтожено.

Бывшие гвардейцы жестоко роптали на свою судьбу, проклиная новые порядки, и вспоминали свои прежние вольности.

Виктор Павлович был в этом случае исключением.

Ему нравилась новая служба, поглощавшая много времени и отвлекавшая его от дум о своем положении.

Прошло около двух недель, пока он, «наладившись в своей службе», как он сам выражался, выбрал время поехать к Похвисневым.

Был третий час дня.

Дома он застал одного Владимира Сергеевича.

Генерал принял его ласково, но величественно.

— Поздно, капитан, поздно… Мы уж и ждать перестали… Кажется, можно было бы почтить старика… Сам государь почтил… И гостеприимство московское следовало бы помнить.

Виктор Павлович совершенно растерялся.

— Виноват, ваше превосходительство, обстоятельства так сложились, служба… — забормотал он.

Добрый и простой по натуре Владимир Сергеевич тотчас смягчился. Видимо, он был настроен Ираидой Ивановной пробрать непочтительного поклонника своей дочери, а потому, исполнив, как он полагал, свой долг, переменил тон.

— А что, брат, теперь служба-то не та, что прежде… А?..

— Да, ваше превосходительство, не та…

— Слыхал, слыхал, и дело; и вы лямку потяните, как мы тянули в армии; полежебочничали, пошиковали… довольно… Как это его величество разом гвардию подтянул, рассортировал, хвалю… Привык?..

— Привык, ваше превосходительство.

— Однако, похудел, с тела спал… Да ничего, это здорово.

Оленин действительно за эти недели страшно похудел. Произошло ли это действительно от тяжести службы или же от других причин — неизвестно.

— Я чувствую себя хорошо, — поспешил успокоить генерала Виктор Павлович.

— А баб нет дома, уехали… — сказал Владимир Сергеевич.

— С визитами?..

— Во дворец… Представляться… — с расстановкой, как бы желая поразить этой вестью слушателя, — произнес генерал.

— Во дворец?.. Представляться? — тоном нескрываемого удивления повторил Оленин.

Он совершенно забыл о рассказе дяди, о том, что Кутайсов обещал устроить Похвисневым пожалование придворного звания, и потому на самом деле был удивлен.