Короны

Но то дела сердечные, о них он не то, что говорить, думать даже не хотел. Вот знакомство с Маратом Иллиан пережил с удовольствием. Тот был совсем непохож на кинетика — красивый, веселый бабник, в котором удивительным образом сочетались интерес к науке и любовь к разгульной жизни. Они не могли не познакомиться — два парня из родного города в параллельных группах (при слове параллельный перед Иллианом почему-то возникли две линии). Дружили тоже особенно — безалаберность Марата компенсировала серьезность Руслана. И кто бы знал, чем все закончится, если не знакомство со Штольцом.

Вот оно действительно стало своего рода случайностью. Как ни странно, носатого странного человека встретил Марат на одной из вечеринок. Последний перебрал и Штольцу пришлось тащить на своих хрупких плечах тело будущего зама руководителя отдела кинетики. Так они и познакомились с Русланом. Оказалось, что у Мёнемейстера и геодезиста-пятикурсника общих интересов не так уж и мало. Вскоре к ним присоединился еще и Канторович — друг детства носатого Гриши, скользкий умный биолог.

Иллиану. Вернее Руслану, потом казалось, будто кто-то там наверху (что являлось, впрочем, метафорой, в Бога Яникеев естественно не верил), заранее собрал эту разношерстную компанию ради общего, еще только зарождающегося дела. Тогда, конечно, не было никаких намеков, что Штольц — москвич, сын богатых родителей, станет великим ученым. Если быть точным, он и стал им де-юро, для всех, хотя таковым не являлся. Самое главное его достижение — открытие «Окон». А Шлем — Шлем лишь побочный продукт.

К тому времени они общались значительно реже. Руслан успел жениться, пожить два года в браке и развестись. Даже спустя столько времени он вспоминал эту ошибку своей жизни с улыкой — она приняла его холодность и спокойствие за настоящее, звериное мужское начало, а Яникеев списывал ее взбалмошность и меркантильность на женские капризы. Марат работал под его началом, младшим научным сотрудником, но не из-за любви к науке, а скорее лени и нежелании искать что-то лучше. С Канторовичем они не виделись, но Руслан знал, что тот поступил в аспирантуру и пишет кандидатскую.

И тогда на пороге появился Штольц. Он бредил Шлемом, говорил о его уникальных, невообразимых возможностях, только… не знал, как тот работает. «Величайший ученый человечества», как его впоследствии его нарекут, не знал, как работает его изобретение. Гриша твердил о миллионах, которые принесет его Шлем, даже не подозревая, что Руслан готов был работать бесплатно ради такоего открытия…

— О, Ил, а как раз хотел поговорить.

Все мысли, воспоминания, образы, запахи в одно мгновение улетучились, словно ничего и не было. Иллиан внезапно для себя оказался у самого края деревни, где уже начинались бочком тесниться друг к другу застенчивые домишки. К нему шел Иван, держа что-то в руках.

— Гляди, чего научился.

Туров раскрыл ладони, и на них заблестела вода. Только тысячи капли не упали вниз, подчиняясь законам физики (Иллиан задумался, но потом мысленно кивнул самому себе — именно законам физики). Иван стал поочередено опускать то одну, то другую руку и вода перекатывалась по ладоням, точно игрушка «Слинки». Память, естественно чужая, услужливо показала Лейтли картинку цветной пластмассовой пружины — некогда популярной детской забавы, запоздало расшифровывая незнакомое слово.

— Знаешь что это? — Туров был сам похож на разшалившегося ребенка, научившегося новому фокусу.

— Психокинетика, — медленно сказал Иллиан. — Психокинетика в чистом виде.

— Ну да, — несколько разочарованно ответил Иван. — С Маратом весь вечер возились.

— Марат хороший человек, — сказал лорд. И тут он поймал себя на мысли, что это не его мнение. А Руслана. Вот ведь Проклятый Темный Бог, он теперь все время будет думать чужой головой?

— Это еще, — Иван замялся. — Я с Русланом разговаривал. В общем, если тебе нужно будет потренироваться. Мне, в принципе, особо и скрывать нечего. Ну то есть, моя черепная коробка к твоим услугам.

— Нет уж, спасибо, на сегодня мне впечатлений хватит. Может завтра, а еще лучше, послезавтра…

Вся королевская рать

Это произошло совсем буднично и обычно. Туров сидел возле речки, пытаясь резделить течение на два отдельных потока, в лучших традициях Моисея, когда со спины подошел Роман Валерьевич. Как понял Ваня, профессор не сразу окликнул его, некоторое время с любопытством наблюдая за его манипуляциями. Лишь после того, как психокинетику впервые удалось поднять в воздух толщу воды и обнажить дно, ясновидец подал голос.

— Неплохо.

— Чего? — речка лишь зло буркнула, хлестнув волной берег, и понеслась дальше, обиженная за хамское с собой обращение. — А, это вы, Роман Валерьевич. Я тут тренируюсь. Руслан сказал каждый день по несколько часов, чтобы был ощутимый прогресс.

— И я гляжу он не за горами, — в уголках глаз профессора на секунду мелькнула улыбка, но тут же погасла. Лицо вновь стало напряженным.

— Роман Валерьевич, случилось чего?

— Просто пора.

— Уже? — Заволновался Иван.