Короткая глава в моей невероятной жизни

Она рассказывает мне о своих прадедушках и прабабушках в России, а также дедушках и бабушках, приехавших в Америку в возрасте двадцати лет. О Мордехае как о маленьком мальчике и о Ханне как о маленькой девочке. Я заполняю заметками пять страниц. Уже довольно поздно. Я пьяна от вина. Субботние свечи почти догорели, но я все еще смотрю на них как зачарованная – не могу оторвать от них взгляд, пока наконец левая не гаснет, испустив высокий шлейф черного дыма, возвращая меня в реальность. Теперь я задаю вопросы о ее родителях, братьях и сестрах. Где они?

Чем они занимаются?

Ривка зевает и трет глаза. Она вытягивает руки над головой:

– Может, отложим все это до завтрака, если ты не возражаешь? Если помнишь, у меня шесть братьев и сестер. Рассказывать придется долго. Многое случилось… – Она смотрит на едва мерцающее пламя оставшейся свечи. – Моя мама умерла пять лет назад.

– Мне жаль, – говорю я, и мне на самом деле жаль. Я знаю о Ханне не так много, но чувствую, что она бы мне понравилась. А ее больше нет. Она никогда не станет чем-то большим, чем одним из героев истории – моей истории.

Я встаю и уношу последние тарелки на кухню. Ривка все еще сидит за столом.

– Ну, – говорю я, – я, наверно, пойду спать.

Она поднимает на меня взгляд:

– Симона?

– Да?

– Хочу попросить тебя об услуге, – говорит она. У нее печальный взгляд. Извиняющийся. Она слегка нервничает. – Я пропустила одно благословление. Мне всегда хотелось его прочитать, но никогда не было такой возможности, а сегодня я могла бы сделать это, с твоего разрешения.

Я просто смотрю на нее, ожидая продолжения.

– Есть благословление, которое читают между свечами и вином. Благословение, которое читают над своим ребенком. Я всегда хотела прочитать это благословение, благословить тебя. Я думала об этом каждый Шаббат, с тех пор как ты родилась. Можно?

– Конечно, – говорю я.

Она встает, подходит ко мне и кладет руки мне на голову. Я чувствую их тепло и приятную тяжесть. Она закрывает глаза. Я закрываю свои и чувствую, как все люди, все прошлое, все медленно раскрывающиеся тайны проносятся сквозь меня. Я делаю глубокий вдох. Ривка начинает шептать на том непонятном языке, который я уже слышала столько раз за этот вечер, на языке, который начинает казаться мне знакомым.

Часть четырнадцатая

Я всегда сплю беспокойно. Часто, просыпаясь, я обнаруживаю свои подушки на полу, а простыни сбившимися вокруг моих лодыжек, и иногда моя голова оказывается там, где были ноги, после того как я выключила свет. Но сегодня утром, когда я просыпаюсь, моя голова лежит на подушках, и накрахмаленные простыни все еще идеально подоткнуты под матрас. Кажется, даже из прически не выбился ни один волосок. Может, дело в вине. Или в свежем морском воздухе. А может, дело в благословении Ривки. Что бы там ни было, я чувствую себя отдохнувшей, мой ум ясен, я счастлива, что я здесь, и счастлива, что жива.

Когда я нахожу Ривку сидящей на кухне, она выглядит так, словно проснулась в сбившихся простынях и с подушками на полу, если она вообще спала. Она сидит, сгорбившись над кружкой кофе. Вокруг ее глаз темные круги, а лицо выглядит осунувшимся и бледным.

– Доброе утро, – говорю я.

Она слабо улыбается:

– Хорошо спала?

– Отлично. А ты?

– Не очень.

– Жаль, – говорю я. – Интересно, почему?

Она проводит руками по волосам:

– Симона, мне надо кое-что тебе рассказать. – Она вытягивает ногу под кухонным столом и выдвигает стул напротив себя. Жестом приглашает меня сесть.

Я стою там, где стою, в дверном проеме. Лихорадочно соображаю. Все выглядит так, словно это тот момент, когда ты знаешь, что всего несколько секунд отделяют тебя, находящегося в состоянии блаженного неведения, от каких-то новых знаний, которые изменят тебя навсегда. И эти секунды тянутся очень медленно. Тик. Так. Тик. Так. Но что такого Ривка может мне сказать? Что меня удочерили? Что она моя мать? Может, она собирается сказать, что она не та, кто я думаю, что она не моя мать. Подождите минутку. Что-то случилось дома? Все ли в порядке с моей семьей? Что-то случилось с мамой, папой или Джейком? Нет, такого быть не может. Я бы услышала звонок телефона.

Я уже это проходила. У меня было достаточно таких моментов, таких разговоров за мою жизнь. И я все еще стою в дверном проходе, когда на меня находит оз арение. В не запно все обретает смысл. Почему она нашла меня именно сейчас? Почему мои родители так настаивали, чтобы я познакомилась с ней именно сейчас?

– Ты больна, верно?

Она смотрит вниз и изучает свою кружку с кофе. Я даже не нуждаюсь в ответе на свой вопрос, но она все равно отвечает.

– Да, – говорит она. – Я больна.