Короткая ночь долгой войны

Однако я знаю (проверял не раз), что неведение порой бывает полезным. Пребывая в этом блаженном состоянии, я не представляю препятствий, поджидающих меня на пути к поставленной цели, и потому пру напролом, надеясь на случай, тот самый случай, о котором еще Шекспир говорил, что он может быть «несчастьем для дураков и провидением для умных».

Для подражания я ищу умные примеры. Взять того же «охотника» Ведерникова. Это он, а не какой-то неизвестный из другого полка вогнал «сотку» с замедленным взрывателем в трубу водостока под железнодорожной насыпью. Счастливая случайность или сверхудачное прицеливание? Поди-ка узнай! А бомбу всадил - как там и была! И сам вернулся без царапинки.

А может, все это умышленно приписали ему, чтобы нас, кто помоложе, подзадорить, придать уверенности, взъярить? Но ведь не один Ведерников умеет шуровать так на малых высотах, разве сам Бабаков плохо стреляет и бомбит? В бою он тигр - и, как тигр, осторожный. Не любит лезть боком на гвозди, не кидается сломя голову, как некоторые... С ним летать можно, и поучиться есть чему.

Правда, любители перемывать косточки ближним болтают, дескать, он с пунктиком... А другие чем лучше? Или остальные безупречно кристальные? Так идеалов не бывает.

Бабаков старше меня, семейный, в Новосибирске у него жена и дети. Таких женатиков, как он, несколько в полку, все посылают домой деньги по аттестатам, кроме моего командира. Всезнающие канцеляристы из штаба полка треплются, будто он кладет свое жалованье на сберкнижку здесь же, на фронте. Оттого и слывет самым состоятельным человеком в части. И самым скупым. Черта с два вытянешь из него взаймы хотя бы грош! Но если попрошу я - пожалуйста. Лично мне деньги ни к чему, нанимаю для нуждающихся: он - мне, я - им, вроде ретранслятора орудую. Причем Бабаков прекрасно знал о моих финансовых махинациях, по, помнится, всего лишь раз отказал мне в ссуде, и то, вероятно, потому, что сумма показалась довольно крупной.

Просил я тогда для Захара Мочкина, или, как мы звали его, Замочкина. Был такой летчик нескладный. Не летчик, а тридцать три несчастья. Воевал-то всего ничего, а умудрился совершить 12 вынужденных посадок. И все из-за неисправных, расхлябанных моторов, выработавших ресурс. Захар - страх как переживал, охал, ахал, жаловался на ужасное невезенье, изводил нас своим нытьем. Зануда, в общем-то, был порядочный. Я решил его утешить как-то, говорю:

- Зря ты грешишь на судьбу, вспомни лучше, то ли еще бывало на заре авиации! Вот, к примеру: во время гражданской войны послали одного летуна из Анапы в Тихорецк на «Фармане» то ли на «Ньюпоре» - точно не помню, знаю лишь, что расстояние - гулькин нос, километров сто пятьдесят. И что ты думаешь? Пилотяга тот за один только рейс совершил девятнадцать вынужденных посадок! Рекорд до сих пор остался непобитым. Вот на каких аэропланах летали наши деды в трудную пору! Разве сравнишь с нашими? Или взглянем с другой стороны. Предположим, ты молодой шофер, только вылупился. Кому дадут лучшую машину - тому, кто отправляется в дальний рейс или кто отирается возле гаража? Вот то-то и оно, Замочкин, а ты все на судьбу-индейку валишь. Зря обижаешься. Ты глубокую разведку ведешь? Нет. А вынужденная посадка у переднего края - пустяк. Свои же технари эвакуируют, отремонтируют да еще в кабину тебя посадят. Другое дело - полетит во вражеский тыл «охотник» на подержанном самолете и произойдет отказ. Тогда уж кранты... На ремонт притащат разве что на фирму Мессершмитта...

В общем, в то время этому Замочкину понадобились хрустящие бумажки для тяжело захворавшей матери. Написала, что совсем стадо худо, ни полушки за душой. Может, сын пришлет малую толику на дрова да на картошку.

Другой бы переживал про себя, стеснялся горюниться на чужих глазах, а Замочкину ничто, носится с письмом по аэродрому, как с писаной торбой, и сует каждому под нос, так что письмо от лапанья стало хуже тряпки. Всем плешь проел нытьем своим.

Поскольку он страдал хронической карманной чахоткой, мы, холостяки, не очень-то считавшие деньги, решили: доживем до получки и подкинем на картошку хворой мамаше товарища, а пока посоветовали ему обратиться к нашему полковому банкиру. Но Бабаков отказал. Тогда, как было уже заведено, посредническую операцию поручили мне, но на этот раз и я получил поворот от ворот.

А еще через два дня Захара Мочкина убили. Мы, конечно, не оставили его мать на произвол, пустили шапку по кругу и отослали ей собранное.