Короткая ночь долгой войны

- Теперь - бомбы! - командует он и добавляет: - Оглядывайся, однако...

Я и так кручусь-верчусь юлой без напоминаний, знаю, что на «охотников» тоже есть охотники... Вот бы фугануть сейчас бомбу прямо в дракулу! Ведь сумел же Ведерников попасть в трубу водостока! Прицеливаюсь старательней, чем на полигоне. Еще бы! На полигоне - люди свои, в худшем случае не получишь зачет, и только. А вот не получить зачет у врага - это все равно что получить от него благодарность.

Держусь рядом с Бабаковым, отставать - ни-ни! Чуть замешкался - взорвешься на его бомбах: высота двадцать метров, а замедление немногим больше двадцати секунд.

Бомбы отрываются серией. Оглядываюсь: «Ху-у... Накрыли. От паучьей сцепки валит дым и пар. Слава те, отъездилась.»

- Домой! - приказывает Бабаков, и мы разворачиваемся на восток. Опять под крылом волнистая степь, покрытая тонким слоем снега. Отчетливо просматриваются черные извивы укатанной дороги, на дороге - две машины.

- Твоя задняя! - раздается в наушниках, Бабаков атакует ту, что похожа на пикап, должно быть штабную. Из нее выскакивают темные фигуры, разбегаются. Короткие очереди, вспухающий фонтанчиками снег, огненный взблеск от машины. «Отличное попадание» - отмечаю про себя и ловлю в перекрестье легковую: в таких разъезжает фашистское начальство. Ух, прихлопнуть бы какого ни есть фюреришку! Выцеливаю аккуратно, огонь! Довожу по трассе... ость! Трасса обрывается, по­пал! Но машина не горит. Жму опять на гашетки, едва с головой не влезаю в прицел, не горит, проклятая! Врешь, загоришься!..

Вдруг снежная белизна исчезает, камуфлированный корпус машины закрыл собой все бронестекло. Земля! Рву в ужасе ручку управления, но земля неотвратимо приближается; у самолета большая просадка. В груди холодеет. Земля уже - вот рукой подать, больше я ничего сделать не в силах, ручка управления добрана до пупа, а самолет продолжает падать. Чтоб жить, мне не хватает пяди... Воздушная струя от винта швыряет в форточку снежную пыль, сорванную с выступа земли. Я зажмуриваюсь в ожидании удара и... лечу. Лечу! Какая-то пядь, ничтожная мера, но она нашлась в запасе, и я живу. «Идиот! Разве тебе не известны особенности полетов над водной и снежной поверхностями? Или не знаешь, как их коварные красоты обманывают нашего брата, скрадывая предательски расстояние? Еще как знаешь! И все же оплошал, вошел в азарт, увлекся атакой и всего лишь в нескольких сантиметрах пролетел мимо той стороны... Как только ручку управления не отломал вгорячах - так яростно тянул. И откуда сила берется в подобные минуты?»

Рассказывают, был в двадцатых годах испытатель аэропланов, отчаянный летун - неотчаянным нечего было и приближаться к тогдашним летательным аппаратам. Устойчивость такая, что чихнул в воздухе - и сорвался в штопор. Мало радости висеть изо дня в день на волоске, нервное напряжение огромное, не снимешь его после работы, совсем умаешься, замучит бессонница, потеряешь трудоспособность, а там и до аварии - тьфу! На такие случаи у летуна находился запас водки во фляжке, он ее привязывал в кабине к дренажной трубке возле сектора газа. Однажды аэроплан попал в режим вибрации - тогда еще не знали, что такое флаттер, - и развалился в воздухе. Испытателю оставалось только выброситься с парашютом, но, оставляя кабину, он вспомнил про фляжку и мгновенно схватил ее за горло. Однако ремешок оказался прочнее самолета... Летун дернул посудину сильнее - и опять безуспешно. А земля катастрофически приближалась. Тогда он, разозлившись, рванул изо всех сил, и на этот раз преуспел. Так и приземлился с фляжкой, зажатой в руке. Встал на ноги, посмотрел и глаза выпучил: вместо фляжки - сектор газа! Железяка, которую никакому силачу вовеки не оторвать!

Некоторые ухмыляются, не верят, а я верю.

Сегодня мы неплохо разделались с дракулой, жаль только, некому оценить нашу работу, по такова уж судьба «охотников». Противник подтверждения не пришлет, а свое начальство на слово не очень верит, требует фотографии - это документ. Впрочем, и фотография не документ, надо доказать, что сфотографированная цель поражена именно тобой, а не кем-то и что ты не приписал ее себе под шумок. Разумеется, говорить так, в открытую, не смеют, но достаточно посмотреть на физиономию начальника штаба, когда он записывает доклады «охотников» в журнал боевых действий, и все становится понятным... И нынче, чувствую, нас помытарят, десять раз переспросят по поводу дракулы-путеразрушителя. Именно так и будет. Но ситуация вдруг меняется! с аэродрома вылета сообщают, что у них гус­той снегопад, посадка невозможна. Нам надлежит изменить курс и приземлиться на новую авиаточку «Сосна».