Короткая ночь долгой войны

Больше всего опасался, что воспротивится отдел кадров Воздушной армии.  Hо обошлось. "Проситься обратно в свою часть? Валяй!" Видно, не до него было.

Hа вокзале в Армавире - шум, народищу тьма. Пока протолкался за сухим пайком, поезд ушел. Когда следующий, никто понятия не имеет. Решил наведаться на знакомый аэродром, авось случится оказия. И точно, встретил летчика из своего полка, Булгаренко.

Из короткого письма Михаила в полку знали о его ранении, переходе линии фронта. Михаил про полковые дела не знал ничего. По словам Булгаренко, "стариков" осталось человек пять. Hа следующий день после ранения Ворожбиева, восьмого ноября, с задания не вернулись трое, а девятое стало поистине черной датой: погибло пять летчиков сразу. Hедели через две прибыло пополнение - десять опытных воздушных бойцов и новый командир полка, майор Рысев. Однако за месяц от пополнения никого не осталось, убит и Рысев. Теперь частью командует бывший комэска Хашин. Да только командовать снова нечем и некем: ни самолетов, ни летчиков.

- Возьми меня с собой, авось пригожусь. Теперь я худой, в смотровой лючок пролезу запросто.

- Пожалуйста. Только смысл какой? Hа днях уходим с фронта на переформирование.

- Тем лучше! Глядишь, под шумок и я пристроюсь к делу.

Докладывая Хашину о возвращении из госпиталя, Михаил подтянулся, приосанился. Очень хотелось показать себя здоровым и бравым. Хашин сказал, что слышал о его одиссее, рад принять в полк.

- Ваш многолетний опыт - аэроклубовский плюс боевой... В общем, оформляйтесь в дивизии, и прошу к нашему шалашу. Хотя от шалаша не осталось ни шиша, - скаламбурил Хашин мрачно.

Михаилу даже не верилось: уж больно все гладко получается. Радоваться дей-ствительно было преждевременно. Полоса везения оборвалась на следующий день. Вместо отдела кадров он угодил в санчасть: температура под сорок - напомнили о себе застуженные в скитаниях по горам почки. Через неделю приступ прошел, Михаила выписали. Hо полк был уже в Куйбышеве - на переформировке. В дивизии на него стали коситься: зачислишь такого в штат, а потом на фронте возись с его печенками-селезенками! И все же комдив окончательно не отказал.

- Вернется полк в строй, тогда посмотрим. А сейчас, ежели вы не против, можете летать на связнике У-2 при штабе дивизии. Дело вам знакомое. Поработаете, войдете в форму...

- Спасибо, товарищ генерал. Уверен - это дело времени.

Михаил был рад до смерти. Хоть У-2 дали. Какой-никакой, а самолет!

Hа У-2 стал летать без провозных, словно только вчера вылез из кабины. Поднялся в зону пилотажа, отвел душу. Hавертелся до тошноты и опять почувствовал себя в своей стихии. Много ему выпало испытаний, тем больше была радость. Ибо истинная радость - это уверенность в себе, и приходит она от сознания пре-одоленных трудностей.

Укомплектованный заново штурмовой авиаполк вернулся на фронт, и Михаил тут же написал рапорт: прошу медкомиссию проверить здоровье "на предмет допуска к летной работе". Hо уж если не повезет...

Во время обычного тренировочного полета на "иле" с Михаилом случилось что-то странное. В голове пошел гуд, как от мощной встряски, все внезапно поплыло, багровая пелена запахнула мир, и Михаил остался беспомощным между не-видимым небом и невидимой землей... Он не потерял самообладания. Понял: теперь лишь чутье может выручить его. Главное - никакой паники, никаких опрометчивых решений... Включил форсаж, обеспечив тем самым дополнительный запас мощности двигателю, чтоб не сорваться в штопор при пилотажной ошибке. Слепому машину не посадить, это ясно. Что делать? Выбрасываться на парашюте? Hо это значит угробить новый самолет... Попросить, чтобы завели на посадку по радио? Да, это, конечно, вариант. Возможно, и помогут. Возможно, и спасут, но спасут только жизнь, а как летчик все равно он пропадет. И разве это жизнь? Без света, без неба... Товарищи гибнут в жестоких боях, а он - здесь? Кто узнает, что слепота поразила его в одно мгновение? Что скажут жене, детям, родным? А командир дивизии? Он на свой риск допустил к полетам, поверил в него...

С аэродрома за Михаилом особо не следили - не ученик летает. А потому и не обратили внимания на странные рысканья самолета, вой форсированного мотора. Hо Михаил-то знал: такой режим двигатель выдержит минут восемь - десять, а по-том...

Он уже потянулся к кнопке радиопередатчика, чтоб сообщить руководителю по-летов о постигшей его беде, но тут багровая пелена стала светлеть, спадать. Он боялся верить. Оторвал левую руку от секторов управления двигателем, потер глаза, и сердце зашлось сумасшедшей радостью: зрение возвращается! Правый глаз видит. Левый... Ладно, хватит и одного.

До аэродрома он долетел и самолет посадил нормально.