Короткая ночь (СИ)

Однако, посторониться пришлось обеим парам, развернувшись боком и пропуская друг друга. От Горюнца, между прочим, не укрылось, с какой неприязнью посмотрела Леся на одну из них — на молодую девушку в нарядной полосатой юбке — и, очевидно, умышленно, задела ее своим подолом. Та испуганно подхватилась, словно к ее кружевам прикоснулось нечистое животное, а другая — чуть постарше, в крахмальном белом чепце-каптуре, ухватила ее за руку и решительно потащила прочь. Янка успел заметить блеклые безжизненные локоны молодой панны, сквозь которые была продета слишком яркая для них шелковая красная лента, да ее рыхлые сизовато-молочные икры.

При всей своей сдобной миловидности она почему-то сразу ему не понравилась, и в то же время он никак не мог вспомнить, где же все-таки ее видел.

— Ты что же, знаешь ее? — негромко спросил он Лесю, когда шляхтянки уже не могли их услышать.

— Да ну! — отмахнулась она, не желая, видимо, отвечать.

— А то, я гляжу, волосы у нее какие-то странные. Ей-Богу, ни у кого больше таких кудерьков не видал. У Васьки нашего — и то не такие!

— Так она их сожгла! — снова фыркнула девушка. — Не знаешь разве, как это делается? Гвоздь в печку сунет, в самые угли, а потом волосами-то его и обматывает, а после уж они и остаются такими трубами. Не учуял ты разве, как от нее паленой шерстью несло?

Ясь не ответил; он вдруг понял, кого они только что встретили. Мог бы, право, и раньше сообразить, глядя на Лесину враждебную неуступчивость. Болит, видно, еще душа…

Наконец они добрались до Рантуховичей.

Имение выглядело еще более обветшалым, чем осенью, но прежнего мрачного уныния не осталось и следа. Из трещин в стенах полуразрушенного необитаемого флигеля пробивалась изумрудная травка, прорастали тонкие молодые березки, а из-под забора нахально лезла такая же яркая и веселая молодая крапива.

На заднем дворе Марыся снимала с веревки высохшее белье. Она повернула голову на Лесин оклик, и серые ее глаза радостно вспыхнули, а румянец на круглых щеках проступил еще гуще — Янку приметила.

— Пришла? — бросилась она навстречу длымчанам прямо с горой белья в охапке. — Умница! И сокола глянь какого привела синеглазого! Что же раньше не приводила? У нас-то ведь, знаешь, с хлопцами хорошими туго; нашим-то все бы дрыхнуть да в карты резаться!

Привыкший к подобному восхищению Янка снисходительно улыбнулся. Леся же, польщенная Марысиным вниманием, пояснила:

— Марысю, этот сокол — наш сосед и мой друг, он вам котят принес. Пану Генрику вроде нужны были?

— А то как же! Нынче с утра опять все ворчал, что мыши ночью спать не давали — все бегали да полы грызли.

Янка приоткрыл лукошко, где на мягком сене свернулись два котенка. Третьего он, жалея Мурку и Леську, оставил-таки дома.

— Фу, какие мелкие! — вздохнула Марыся, поглядев. — куда их, таких-то?

И вдруг спохватилась:

— Да что мы все на дворе стоим! Пойдемте-ка на кухню.

У самой кухонной двери они увидели идущую от забора Марту. Она шла, переваливаясь полным телом, помахивая букетом изумрудной крапивы.

Леся изумленно уставилась на кухарку: сейчас, в голодные весенние дни, по всем деревням готовили из крапивы и лебеды похлебки да хлодники. Видно, совсем теперь плохи дела у бедного пана Генрика…

— Ну да! — небрежно бросила Марта. — Он теперь умный стал: что дают, то и ест. Не трюфелями же нам его кормить, в самом-то деле! И рады бы, да уж больно накладно бы вышло! А крапива — вон она, под забором, только рукой достать! Ну, травки-пелетрунки добавить еще для вкуса да простоквашей забелить — он и не разберет, что ему подали.

— А как Ярось… пан Ярослав, я хотела сказать, — оговорилась она. — Нет его у вас нынче?

— Да нет, не бойся, — заверила Марта. — Вчера только наезжал, теперь уж недели две его не увидим, слава тебе, Господи! Да, плохи наши дела! — мрачно добавила кухарка. — Взрастили дурня на свою голову!

— Вы не слыхали, панич-то наш молодой объявился! — подхватила Марыся. — Лучше бы ему и вовсе не появляться! И своих-то бед у нас — не расхлебать, так он и еще нам добавил! И при том еще совести у него хватает — из отца деньги вытягивать! В каждом письме только и пишет: пришлите, мол, денег! А что ж мы пришлем?

— Вы бы, родные мои, Гаврилу спросили бы про наши дела! — снова вздохнула Марта. — Долги камнем тянут, оброку собрали — кот наплакал: что с нищих да голодных возьмешь? Пан-то наш Генрик сперва все кофий без сахара пил, а теперь и кофий у него весь вышел. Про коньяк уж и не поминайте: как гость-то наш дорогой наезжает — бутылку с собой везет, вроде как в гостинец. Знает, бессовестный, что наш крепкого не пьет, нельзя ему — сам всю бутылку один и приглушит.

Лесе не терпелось узнать: что же все-таки натворил молодой панич? Однако Янка предостерегающе пожимал ей локоть, и она молчала.

Но долго ей ждать не пришлось: Марта с Марысей, перебивая друг друга, рассказали все сами.